— Ты сможешь закончить в темноте? — спросил Тангейзер.
Борс взялся за последние засовы.
— Попробую, — сказал он и продолжил работу.
Сбоку от ворот была пристроена ниша для часового. Тангейзер, не церемонясь, затолкнул в нее Карлу с Ампаро и жестом велел им молчать. Он развернулся и выбросил факел. Факел пролетел под аркой и приземлился, выбросив фонтан искр, под дырой в потолке прохода. Тангейзер развернулся обратно, взял ружье и опустился на одного колено. С учетом его пистолета за поясом и длинного мушкета Борса, у них три выстрела. Тангейзер не собирался убивать какого-нибудь несчастного часового, который нечаянно натолкнулся на них: если у того имеется хоть капля здравого смысла, они договорятся с ним. У него за спиной брякнули засовы. Борс заворчал, и калитка скрипнула. Порыв свежего морского ветра долетел до них с залива.
— Готово, — сообщил Борс.
— Погоди, — сказал Тангейзер.
Он услышал шаги за углом, увидел неровное мерцание второго факела.
В пятно света вышел Никодим. Он был без оружия.
Тангейзер со вздохом облегчения опустил ствол. Никодима они возьмут с собой. Наверное, с этого и надо было начинать. Но вот вопрос: он просто шел за ними следом или кто-то рассказал ему об их побеге? Тангейзер поглядел на Борса, который, стоя в тени, нянчил свой мушкет.
Борс пожал плечами.
— Я ни слова не сказал.
Женщин можно было не спрашивать.
Никодим остановился рядом с факелом. Он вглядывался в темноту.
— Матиас?
— Никодим, — отозвался Тангейзер. Он говорил по-турецки. — Что случилось?
— Вас предали, — сказал Никодим.
Внутри Тангейзера все перевернулось.
— Надеюсь, это был не ты?
— Нет.
— Тогда кто?
— Этого я не знаю.
— Ну, чего мы ждем? — спросил Борс, стоявший у открытой калитки.
— Погоди, — сказал ему Тангейзер. Он снова обратился к Никодиму: — Объясни.
Никодим махнул факелом на Калькаракские ворота.
— На стене у амбразур стоят люди с мушкетами. Вам придется сдаться.
Должно быть, его жест был условным сигналом, переданным кому-то у подъемной решетки, а оттуда на внешнюю стену над ними, потому что мгновение спустя из амбразуры над калиткой вылетел и взорвался снаряд с греческим огнем. Борс выругался и нырнул обратно под ворота. Он прикрыл за собой железную калитку, защищаясь от огня.
— Сдаться кому? — спросил Тангейзер.
Никодим ответил:
— Фра Людовико.
Тангейзер поглядел на Карлу, стоявшую в нише. Глаза ее широко раскрылись от испуга.
Борс снял со спины сумки и бросил на землю.
— Людовико? Да сколько у него народу? Пойдем да перебьем их. Десять минут, и мы на свободе.
Они услышали еще шаги, и Никодим развернулся посмотреть на того, кто идет. Он был в ужасе. Шаги затихли, остановившись в тени, где коридор делал поворот. Звучный голос Людовико прокатился по проходу.
— Если вы решите драться, — сказал Людовико, — женщинам не будет пощады.
— Мы сдадимся только Оливеру Старки или великому магистру, — заявил Тангейзер. — Никому больше.
— Великий магистр понятия не имеет о вашем предательстве, — ответил Людовико. — За что вы должны быть признательны. Попади вы к нему в руки, вас ждала бы виселица.
— А что ждет нас в твоих руках?
— Возможность сохранить все богатства, какие вы нажили, и получить свободу, к которой вы так рветесь.
— Это как? — поинтересовался Тангейзер.
— Священная палата не заключает сделок. Вы полностью в моей власти.
Тангейзер уловил движение. Из дыры в потолке высунулось дуло мушкета. Из дула с оглушительным грохотом вырвалось пламя, и Никодим упал на камни с раздробленной ногой. Он лежал, замерев от боли. Кровь, вытекающая из раны, шипела, издавая неожиданно пронзительный запах, когда вливалась в лужи горючей жидкости рядом с упавшими факелами.
— У грека была возможность правильно выбрать друзей, но он выказал себя полным дураком, — сказал Людовико. — Призываю вас проявить большую смекалку.
— Покажи свою рожу, ты, подлая скотина! — прорычал Борс.
Из ниши в стене вышла Карла. Она сделала несколько шагов по коридору.
— Людовико, — сказала она, — дай мне слово, что ты позволишь им уйти, и я сама, по своей воле, останусь здесь с тобой.
Тангейзер ничего не возразил. Если Людовико согласится, Тангейзер вернется еще до зари и перережет ему горло, но у монаха не было причин принимать предложение Карлы.
— Что-то я не слышу возражений от нашего галантного жениха, — заметил Людовико.
— Карла зря сотрясает воздух, я не стану этого делать, — ответил Тангейзер. — Дай нам время, чтобы мы могли прийти к решению.
— Как пожелаете, но поторопитесь. Несчастному Никодиму плохо.
Тангейзер взглянул на Борса и заговорил негромко:
— Любое сопротивление — самоубийство. Пока мы живы, возможно всякое.
— А если эта змея перережет нам глотки? — проворчал Борс.
— Если бы он хотел именно этого, то уже сделал бы. У него на нас другие виды, и в этом наш шанс на спасение.
Борс поморщился, розовый косой шрам дернулся от гнева.
— После всего, что было, мне как-то обидно умирать в камере пыток.
— Сейчас неподходящий момент спрашивать, доверишься ли ты мне, я понимаю, — сказал Тангейзер. — Но все-таки?
Борс кивнул.
— А когда я тебе не доверялся?
Тангейзер взял Карлу за запястья и притянул к себе. Ее лицо бледнело во мраке.
— Чтобы выяснить, что у него в рукаве, мы должны разыгрывать одну карту за другой, — сказал он. — Но не отчаивайтесь. Если у нас и имеется одно преимущество, оно достаточно велико. Людовико любит вас.
Карла заморгала, не уверенная, что поняла его.
— Не пытайтесь блефовать. Не пытайтесь перехитрить его или разоблачить его интриги и игры. Вы проиграете. Просто будьте искренней с самой собой, не важно, как он будет угрожать расправиться со всеми нами, не важно, как жесток он будет по отношению к нам. — Он видел, что она дрогнула, и сжал ее руки. — Исход всего зависит от вас, вы это понимаете?
Карла кивнула, все еще сомневающаяся, но Тангейзер знал, она все поймет по обстоятельствам.
Он отпустил ее и повернулся к Ампаро. Из всех четверых она, кажется, была испугана меньше остальных. Как и в ту ночь в форте Сент-Эльмо, при свете кузнечного горна, он ощутил, что те страдания, какие Ампаро пережила в детстве — в чем бы они ни заключались, — были настолько велики, что теперь она стала невосприимчивой к любым угрозам. Ее блестящие глаза взглянули на него, и, как и раньше, у
