Пизанелли провел пальцем по крышке кухонного стола и посмотрел на собравшуюся на нем пыль.
– Дней пять – неделя, – сказал он. Улыбки на его лице уже не было.
Тротти кивнул, громко чмокая леденцом и обыскивая кухню взглядом. В тусклом свете лампочки лицо его тоже казалось побледневшим.
За кухней была спальня.
Полицейские вошли в нее вместе.
Работал телевизор, на низком потолке и грязных оштукатуренных стенах мелькали серые отблески от экрана. Гнусавый голос кролика из мультфильма.
– Кролик Багз, – сказал Пизанелли. Он хотел было побалагурить, но, подойдя к телевизору, раздумал.
У черно-белого экрана телевизора вились в слепом беспрерывном танце насекомые.
Перекусить Тротти и Пизанелли так и не удалось.
– Свет вроде горит.
На площади Сан-Теодоро было запарковано несколько автомобилей, а у больших дверей дома стоял полицейский мотоцикл.
Полицейский в форме – один из новеньких, кого Тротти еще не знал, – невзирая на неподвижный зной, проворно отдал им честь.
– Мне бы хотелось поговорить с синьором Боатти. Он живет здесь на самом верху.
– Слушаюсь, – сказал полицейский и снова отдал честь. Он что-то отметил в своей записной книжке, сверился с часами и, открыв дверь, пропустил Пизанелли и Тротти. – Опять жара вечером, комиссар. И дождя, видно, опять не будет.
Они оказались в том же убогом дворике.
– Deja vu, – усмехнулся Пизанелли. Он вытащил из кармана куртки сигарету и закурил.
– Может быть, Мария-Кристина уже вернулась в Гарласко, – предположил Тротти.
– Если и вернулась, то в жуткой спешке: даже телевизор не выключила.
– Или же она просто очень неаккуратна – в противоположность Розанне.
Во дворике было прохладно. Запах дыма от потухшей спички смешался со сладковатым ароматом жимолости. После того как стемнело, прошло уже несколько часов. А от кирпичных стен все еще исходило накопленное за день тепло.
– Что это – deja vu, Пизанелли?
– Чувство, что ты уже что-то видел прежде.
– В четыре утра ты это «что-то» и видел. – Тротти пожал плечами. – В моем возрасте чувствуешь, что все уже видел.
– Комиссар, вы говорите так, словно готовитесь расстаться с этим миром.
– С этим миром? Наверное, нет. Во всяком случае, не теперь. – Дабы не накликать беду, Тротти сложил два пальца в рогулю.
– А голос у вас усталый.
– Вот с квестурой расстаться готов.
– Вы это уже десять лет говорите.
– Ты думаешь, я буду по вас скучать? – Тротти изобразил слабую улыбку. Взяв Пизанелли под руку, он поднялся на второй этаж.
Они подошли к двери. На ней висела овальная, отполированная до блеска медная табличка: «Доктор Роберти». Пизанелли позвонил, и через пару минут за дверным окошком из темного стекла появился свет. Дверь открылась.
– Господа?
Синьорина Роберти выглядела совсем девчонкой. Стройная. Одета в джинсы и мужскую рубашку. Черные, поглощающие свет волосы. Косметики на лице не было. На ногах – голубые веревочные туфли.
– Комиссар Тротти, уголовная полиция. – На усталом лице Тротти появилась улыбка. – Не могли бы вы уделить нам несколько минут? – Не переставая улыбаться, он пожал плечами. – Мне нужно задать вам несколько вопросов.
– Речь, наверное, идет о бедной… – Девушка не закончила фразу. Она подняла руку, как бы указывая на квартиру этажом выше. Взгляд ее перешел с Тротти на Пизанелли. Она отступила назад, не отнимая руки от дверной ручки.
– Входите, пожалуйста.
Дверь за ними закрылась.
Они прошли за ней и оказались в большой квартире. Пол был покрыт лаком, стены обиты малиновым шелком, который кое-где начинал протираться. Распятия и чаши для святой воды, мебель черного дерева и звук их шагов, когда они шли по безоконному коридору, в конце которого виднелась залитая светом комната.
У девушки была грациозная походка. Верхняя часть ее тела едва покачивалась, туфли на веревочной
