отправился в Индию накануне Первой мировой войны в поисках наставника, который мог бы поведать ему смысл жизни, но обрел такового, лишь когда вернулся в Россию и повстречался с Гурджиевым.
В случае Роберта Сармаста поиски продолжились и после его возвращения в Америку. Кроме прочего, он узнал об учении, которое отождествляло Атлантиду с библейским Эдемом. Размышляя над этой гипотезой, он пришел к мысли, что Эдем мог существовать на востоке от Ливана в эпоху, когда уровень Средиземного моря был существенно ниже нынешнего, а остров Кипр являлся частью материка.
Как и Галанапулос, Сармаст заключил, что приводимые Платоном числа были в десять раз увеличены переписчиком (к слову, и сам Платон сомневается в том, что они верны), перепутавшим знак числа 10 с очень похожим знаком числа 100. Далее Сармаст отмечает:
1. Платон говорит о плодородной долине, в которой крестьяне выращивали хлеб и пасли скот. Но эта равнина равна по размерам половине Англии и сумела бы прокормить сколь угодно крупный город, даже Лондон.
2. Платон говорит о том, что границы прямоугольной равнины были превращены в ров, который заполнили питьевой водой, направив в него несколько рек Этот ров мог бы обеспечить водой десяток городов.
3. Платон говорит, что на равнине имеется холм, окруженный концентрическими кругами каналов 100 футов глубиной и 300 футов шириной каждый. Но к чему тратить силы на рытье столь глубоких каналов? 100 футов это высота пяти домов среднего размера, поставленных друг на друга, ни один корабль не имеет такой осадки. Более того, каналы столь широки, что в них поместились бы пять-шесть авианосцев.
Итак, очевидно, что эти числа смотрятся куда более убедительно, если их поделить на десять.
Кроме того, говорит Сармаст, на картах видна громадная подводная равнина размерами 23 мили в длину и 34 мили в ширину. Уберите два нуля из описания Атлантиды у Платона — и вы получите ровно такую же равнину.
Он сумел убедить французских океанографов позволить ему воспользоваться результатами недавно проведенного исследования морского дна близ Кипра и обнаружил холм на том самом месте, где, по словам Платона, находился акрополь, а также длинную стену у его основания, также описанную Платоном. Холм, как и писал Платон, был обведен стенами, по крайней мере, такое впечатление оставляли съемки, сделанные на глубине в одну милю.
Позднее, когда мы сидели в ресторане, Роберт показал нам компьютерную модель, демонстрирующую, как море рушит горный барьер, который некогда отделял Гибралтар от Северной Африки.
В середине 1960-х годов геологи осознали, что поверхность Земли не является сплошной, как кожура апельсина: она состоит из тектонических плит, которые движутся независимо друг от друга. Затем ученые установили, что Средиземное море сравнительно молодо, оно появилось всего семь миллионов лет назад, когда плита Африки переместилась к северу и столкнулась с Европой. Море оказалось заключено в ловушку наподобие гигантской запруды, которая простиралась от Гибралтара до Ливана. Под воздействием солнечных лучей вода из этой запруды постепенно испарялась, пока дно водоема не покрылось мерцающими солончаками.
Как уже упоминалось в этой книге, геологи всегда считали, что Атлантический океан начал пробивать дыру близ Гибралтара около пяти миллионов лет назад. Однако солончаки невозможно датировать по углероду, потому ручаться за верность этой гипотезы никто не мог. Мы знаем лишь, что последний великий ледниковый период начался 115 тысяч лет назад и закончился 15 тысяч лет назад. Но мы не знаем, какие именно потопы случались со времени его завершения, когда обширные северные озера таяли и извергали в море миллиарды галлонов пресной воды.
Платон, как мы знаем, утверждал, что Атлантида ушла под воду за девять тысяч лет до его рождения, что дает нам приблизительно 9400 год до н. э. Сармаст предполагает, что это случилось, когда растопленный лед вынудил Атлантику вновь сокрушить горный барьер между Гибралтаром и Северной Африкой и обрушиться на усеянное островками соленое озеро, которое мы называем сейчас Средиземным морем. Но поначалу океан пробил барьер лишь в одном месте, и уровень озера все равно был ниже уровня Атлантического океана.
По словам Сармаста, когда Средиземное море все еще защищали низкие горы и полуостров, который позже стал Кипром, превратился в гигантский остров, в два раза больше нынешнего, в восточном Средиземноморье расцвела новая культура — культура атлантов.
На следующий день Сармаст провел на борту корабля «Летучее начинание» пресс-конференцию, на которую были приглашены и мы вместе с Бобом и Дженни Крэкнелла-ми. На мостике тележурналисты взяли у Сармаста интервью, позже я также предстал перед камерой и рассказал программе местных новостей, почему, на мой взгляд, поиски Атлантиды, которые частично финансировались правительством Кипра (в том числе из-за ожидавшегося наплыва туристов), принесут любопытные результаты. Кроме тою, мы взглянули на видеоробота, которого можно было использовать для съемок на глубине в одну милю.
В выходные мы с Джой вернулись домой. «Летучее начинание» так и не смогло покинуть порт в тот день, поскольку еще не все разрешения были получены. Я смирился с мыслью о том, что экспедиция отправится в путь не скоро, и тут в воскресенье, 14 ноября 2004 года, Боб Крэкнелл позвонил мне с Кипра, чтобы сообщить, что Сармаст отплыл в прошлый понедельник и по возвращении в Лимасол объявил, что нашел Атлантиду — или нечто на нее похожее. Я тут же позвонил Сармасту, и тот сказал, что через час у него состоится пресс-конференция, но он обязательно перезвонит мне позже. Он сдержал слово, и я записал наш разговор.
Судя по всему, несмотря на первоначальные трудности, «Летучее начинание» достигло области «храмовой горы». На глубине примерно 50 футов над морским дном за судном следовал сонар, прикрепленный к нему стальным тросом длиной в три мили. Затем сломалась лебедка, и ее чинили всю ночь. (Этим занимались инженеры, один из которых только что вернулся с работ на «Титанике».) На следующий день корабль плавал кругами над «храмовым холмом», и команда смертельно устала. Роберта разбудили, чтобы сообщить обескураживающую новость: отказал питавший электромотор лебедки генератор.
В тот момент все решили, что экспедиции конец и остается только вернуться в Лимасол. Тут возникала проблема: кабель длиной в три мили по-прежнему тащился за кораблем, и втянуть его без помощи лебедки было невозможно. Где-то следовало достать еще один генератор.
Его нужно было привезти из Лимасола, и он должен был превосходить по размерам сломанный генератор, габаритами сравнимый с небольшой комнатой. И, разумеется, корабль должен был продолжать плыть, иначе затонувший сонар мог зацепиться за какой-нибудь выступ на дне.
Потому «Летучее начинание» не останавливалось, ожидая прибытия корабля «Арес» с новым генератором.
Когда это наконец произошло, оба корабля легли на параллельный курс борт к борту, и новый генератор перетащили на палубу «Летучего начинания» на стальном тросе. Сармаст сказал мне, что дрожал от страха: если бы генератор сорвался, находясь в подвешенном состоянии, он потонул бы сам и утопил бы корабль.
Наконец, новый генератор — больше прежнего — оказался на борту корабля и был установлен. «Арес» отправился обратно в Лимасол, а «Летучее начинание» сделало огромный круг (сонар на тросе по- прежнему плыл за кораблем) и вернулось к возвышенности, которую Сармаст считал холмом с акрополем, описанным Платоном.
При этом команда корабля снимала при помощи сонара длинные полоски морского дна. Взглянув на эти съемки, Сармаст расстроился. На кадрах почти ничего не было видно. Отходя ко сну, он понял, что должен смириться с провалом экспедиции: ему так и не удалось доказать, что подводный холм и акрополь Платона — одно и то же.
Утром Сармаста ждали добрые вести. Пока он спал, инженеры поработали над длинными полосками карты, соединив их в единое целое. Они увидели гигантский холм длиной около трех километров. На вершине холма помещалось плато, которое, судя по карте, было обнесено мощной стеной. Сармаст заметил следы стены у южного подножия холма еще на картах французских океанографов, но специалисты, с которыми он консультировался, сказали ему, что это скорее всего грязевой оползень. Он возражал, что грязь вряд ли могла оползти по столь длинной прямой линии, но специалистов это не убедило. Теперь оказалось, что прав был Сармаст.
