считавшей, что он сам больше не захочет приехать.
Глава 21
Кен и Сильвия вернулись из Европы поздней осенью. Кен написал Молли письмо, отличавшееся от еженедельных посланий, в которых сообщал о понравившихся ему книгах и спектаклях.
«Дорогая Молли!
Мы с Сильвией купили в Реддинге, штат Коннектикут, небольшой дом, и я хотел бы пригласить тебя навестить нас здесь или во Флориде. Я прекрасно понимаю, насколько тяжело сказываются на вас, детях, разводы, и некоторой горечи при этом не избежать, но я искренне считаю, что двух лет вполне достаточно, чтобы бросить валять дурака и начать отвечать на мои письма. Судя по твоим стихам, которые я прочел в вашем школьном литературном журнале, и по всему остальному, что мне о тебе известно, ты стала на удивление зрелой и чувствительной молодой особой. В конце концов сейчас тебе почти уже семнадцать. Ты взрослеешь, но не будешь же ты избегать своего отца всю оставшуюся жизнь? Что бы ты подумала о героине книги, которая могла бы так поступить? Не показалась бы она тебе жестокой и немного заносчивой, а не только справедливой? Иногда полезно посмотреть на себя со стороны, представить себе, что ты герой рассказа. Как ты думаешь, стала бы настоящая героиня так обижаться на отца, который развелся с матерью, что отказалась бы встречаться с ним вообще? Ребенок, может быть, да, но взрослый – никогда, а ты становишься взрослой.
Примерно то же самое Сильвия написала Джону, с которым дела обстоят так же трудно, как и с тобой. Я предлагаю нам вчетвером собраться вместе на Рождество или весенние каникулы, или в любое другое время, когда хотите. Мы можем недельки две погреться на солнышке и снова стать нормальными людьми. Последнее время всем нам хватало ненависти, пора успокоиться. Что скажешь на это, малыш? Ведь ты все еще моя маленькая дочка?
С любовью, твой Папа»
Письмо тронуло Молли. Когда Джон написал ей и, тщательно скрывая свою заинтересованность, спросил, собирается ли она на Рождество во Флориду, она ответила, что собирается. Но когда все уже было распланировано, с Маргарет Картер произошел несчастный случай.
Убирая пылесосом пыль с деревянного бордюра, протянутого вдоль стен под потолком в гостиной, она упала со стремянки, ударившись при этом головой о металлический цилиндр пылесоса. Для семидесятидвухлетней женщины увечья оказались серьезными: пробитый череп, три сломанных ребра и тройной перелом ноги. «Скорая» увезла ее в больницу, где она пролежала без сознания три дня. Придя в себя, она стала настаивать, чтобы ее отвезли домой. Врачи говорили, что это нежелательно для человека в таком состоянии, но недостаточное, по ее мнению, внимание со стороны сиделок и медсестер, которые только помогали удовлетворить ее физиологические потребности, приводило ее в такую ярость и она поднимала из-за этого такой шум, что доктора решили: с таким же успехом она может умереть и дома.
Маргарет водрузили в ее большой спальне, снабдив радиоприемником, телевизором, кондиционером и большим обеденным колокольчиком, в который она звонила непрерывно. Все ухаживали за Маргарет, поскольку врачи сказали, что она проживет самое большое несколько недель и последние дни бедняжки на земле должны быть как можно более приятными.
Однако со смертью старуха не торопилась; проходили недели, а она все лежала и громко звонила в свой колокольчик. Хелен стала надеяться, – сказать «бояться» здесь, конечно, было бы неуместно, – что ее мать бессмертна, что она поправится несмотря на прогнозы врачей и будет вечно тут лежать, жалуясь, что на старую умирающую бедную женщину всем наплевать.
Молли отложила свою поездку во Флориду до весны, а Джон, узнав об этом, провел рождественские праздники с Бартом, чтобы тот не требовал его приезда на весенние каникулы. Все Рождество Молли изучала профессию сиделки. Ей объяснили, как надо обтирать бабушку губкой, не допуская при этом никаких грешных мыслей о том, насколько безобразно ее старое изможденное тело с торчащими из-под пожелтевшей кожи ребрами и одними сосками без грудей. Маргарет – это ее бедная добрая старая бабуля, которую она должна нежно любить; старушка за всю жизнь не сделала ничего дурного, и Молли не следует доводить себя до такого состояния, когда один лишь запах лекарств в комнате бабушки вызывает приступы тошноты еще до того, как она откроет дверь.
Вернуться в школу Молли, конечно же, не могла, Бедная Маргарет может отойти в любую минуту, говорила мать. Директриса школы мисс Саммерфилд сочла, что Молли далеко продвинулась в учебе и, если она пропустит несколько недель, то это ей не повредит, «так что пусть девочка остается дома столько, сколько нужно». В январе врачи выражали легкое удивление, что Маргарет все еще жива, в феврале перешедшее в изумление. «Несомненно, у этой женщины колоссальная воля к жизни, – сказал один молодой усталый врач, когда, спускаясь по лестнице из ее комнаты, услышал звон обеденного колокольчика, – наверное, она прожила богатую жизнь».
В конце февраля Маргарет все еще не умерла, изможденная до нелепости, не в состоянии поднять тяжелый колокольчик, но живая, с ярко блестящими холодными глазами. Хелен считала, что Молли, может быть, в этом году вообще не стоит возвращаться в школу, поскольку в ее помощи так нуждались дома, однако, ко всеобщему удивлению, старая Маргарет сама приняла решение. Еле слышным голосом она сказала, что пусть внучка едет; не стоит мешать девочке закончить школу из-за чьей-то болезни.
Второго марта Молли вернулась в Брайервуд Мэнор и, как ни странно, приехала туда чуть ли не с чувством любви к этому месту. Правда, всего неделю спустя Маргарет умерла, и Молли снова пришлось ехать домой.
Похороны получились красивые, с речью выступили все подруги Хелен. Гроб обошелся в четыре тысячи долларов и был снабжен гарантией, что сохранится вечно. «Служащий похоронного бюро так хорошо сделал Маргарет лицо, – говорили подруги, – оно выглядит так естественно».
Бедная Хелен откладывала захоронение Маргарет. Она не могла представить себе, сказала она, что мамы не будет рядом. Три дня старая леди лежала в пышном убранстве в специальном зале похоронного бюро, а члены семьи несли по очереди вахту, чтобы у всех знакомых была возможность отдать покойной последний долг, и, включая всех местных «дочерей американской революции», приходило довольно много народу. Однако подолгу в комнате, где стоял гроб, никто не оставался, и Молли не хватало терпения сидеть там на стуле с прямой спинкой в ожидании посетителей. Наконец, Маргарет оставили покоиться на кладбище и поставили над ее могилой огромную мраморную башню, символизирующую высокие стремления человечества или что-то в этом роде, она была намного выше любого другого надгробия поблизости, таким образом присуждая Маргарет окончательную победу над соседями.
Молли снова приступила к занятиям. После всех событий она находилась в состоянии оцепенения, и ей трудно было представить предстоящие каникулы с отцом и Джоном. Целых две недели, которые предстояло провести с Джоном, должны внести определенность, нравится она ему или нет, думала она и в панике рисовала себе картины, как все время говорит и старается вести себя спокойно. На этом все их отношения закончатся, предполагала она, и скоро не будет даже его писем, которые она так всегда ждет. Измученной
