Какая изящная у него походка! Какой он обходительный в разговоре с Кеном, как ласков с Карлой! С какой непринужденностью держится! Он так ловко открыл дверцу машины, помогая ей сесть, и закрыл ее плотно, но без хлопка. И что за неумолимая сдержанность кроется за всеми его хорошими манерами, думала Сильвия, какие секреты таятся в его глазах и улыбке?
– Молли приехала? – спросил он, уже сидя в машине, и ему почти удалось сделать это непринужденно.
– Она пошла к заливу и, наверное, перепутала время, – предположил Кен. – Когда приедем, она скорее всего будет уже дома.
– Тебя ожидает сюрприз, – сказала Сильвия. – Молли так похорошела, просто загляденье.
Джон ничего не ответил, и Сильвия впервые заметила, как он бледен.
Когда они приехали домой, Молли не было ни в гостиной, ни в спальне; и в глазах Джона промелькнула боль, слишком сильная, чтобы он сумел ее скрыть. Они расположились на террасе, выходящей на море; его глаза блуждали по всему побережью, но не находили ее. Сильвия пыталась завязать с ним вежливый разговор, пока он продолжал всматриваться в пески. «Я уже позабыла молчаливые, тайные приметы юности, – подумала Сильвия, – ясно, почему ей не хотелось ехать в аэропорт: она хотела встретить его одна». Улыбнувшись, она сказала Джону.
– Пожалуй, пойду отдохну. Почему бы тебе не прогуляться по пляжу?
– Можно я с ним? – спросила Карла.
– Ты останешься дома, – ответила Сильвия. – Кен, ты обещал Карле починить радиоприемник.
– Да, конечно, – в замешательстве сказал Кен. – Пойдем?
– Ну, пошли, папуля, – согласилась Карла, и они вдвоем отправились на второй этаж.
Сильвия зашла в дом и, стоя у окна, наблюдала за идущим вдоль побережья Джоном. Высокий молодой человек в коричневом габардиновом костюме наклонился вперед, чтобы преодолеть силу ветра. Прикрыв от солнца глаза ладонью, мать смотрела вслед сыну, пока тот не скрылся из виду.
Какую-то девушку он увидел еще издалека; на высоких дюнах спиной к нему и лицом к заливу, подстелив желтый халат, на песке сидела маленькая фигурка в голубом купальнике. «Может, это она», – подумал он, сдерживая себя, чтобы не побежать. Даже подойдя ближе, он не был до конца уверен, что это она. Потом на нее легла опережавшая его тень, и она подняла глаза: сужающееся книзу личико, большие глаза – Молли. Может быть, они что-то и сказали друг другу, но он не запомнил никаких слов, а только ее облик: темные волосы, тонкую золотую цепочку вокруг шеи, старомодный медальон на груди, подаренный ей матерью, ее невероятную грациозность– Молли в семнадцать лет.
Он сел рядом, ничего не сказав, по крайней мере ничего такого, что стоило бы помнить. Его взгляд упал на ее лодыжки, тонкие и изящные.
Минут пять они так и сидели, глядя на море, на пенящиеся волны, набегающие одна на другую. Тайком поглядывали друг на друга, но тут же отворачивались. В нескольких сотнях футов от них появилось какое-то семейство, приехавшее на пикник; пришла супружеская чета средних лет, подбежали дети, и родители начали раскладывать на песке скатерть, покрикивать, давая детям указания распаковывать корзины, открывать термосы, собирать дрова для костра. Раздосадованные Джон и Молли встали и пошли вдоль берега по мягкому песку – она в голубом купальнике, а он в коричневом габардиновом костюме представляли собой довольно странную пару. Их руки при ходьбе соприкоснулись, и он взял ее руку в свою.
– Как хорошо видеть тебя снова, – произнес он.
Часть четвертая
НАСТАЛО ВРЕМЯ ГОВОРИТЬ
Глава 23
– У Джонни есть подружка! – четыре дня спустя сказала двенадцатилетняя Карла.
– Да, – ответил Джон. – Есть.
Он стоял в плавках с небрежно накинутым на плечи полотенцем, скрывавшем красное пятнышко на плече, которое невыносимо смущало его.
– Теперь понятно, почему ты в сборной по боксу, – сказал Кен. – Плечи у тебя что надо.
– В общем-то мне не очень нравится заниматься боксом, – отреагировал Джон.
Он воспользовался первым же удобным моментом и помчался на пляж, где его ждала Молли. Им казалось проще уходить из дома по одному, чтобы встретиться где-нибудь без посторонних. Она сидела в голубом купальнике почти у самой кромки воды.
– Привет! – весело крикнул он еще на бегу. – Извини, что опоздал!
Опоздал он на целых три минуты. Улыбнувшись, она поднялась; ее волосы растрепались на ветру.
– Я не долго ждала, – призналась она.
Они пошли по пляжу в сторону от дома, привычно взявшись за руки; ветер подгонял их в спину. В конце пляжа у залива они остановились. Три лодки с рыбаками, промышлявшими ловлей креветок, направлялись в открытое море, борясь с волнами и начинающимся приливом. Над ними, словно огромный хоровод, кружилась стая чаек. Дальше по берегу во время последнего урагана вода проделала в песке большую выемку. Это место, отделенное от побережья крутыми обрывами, поросшими травой и низкорослыми пальмами, предполагало относительное уединение. Джон хотел предложить Молли пойти туда, но боялся, что она откажется и что, по всей вероятности, ее рука в его руке – просто проявление дружбы, далекое от желания уединиться с ним. Если он предложит ей направиться туда, думал он, она может отказаться и, наверное, спросит: «Зачем, Джонни?» Вполне вероятно, будет возмущена, шокирована, рассержена, поражена, вырвет свою руку из его навсегда, потому что он неправильно расценил ее товарищеский жест, а потом, разумеется, он будет стоять здесь, на берегу, и мямлить извинения, и разверзнется небо, и все мечты рухнут, и рассыпятся у ног, словно разбитое стекло. Разрываемый непреодолимым желанием остаться с ней наедине, подальше от глаз купающихся, отдыхающих и собирающих ракушки, и одновременно
