какая-нибудь проходящая мимо медсестра может узнать о наших денежных затруднениях.
Отец по-прежнему не обращал на нее ни малейшего внимания, хотя мы знали, что со слухом у него все в полном порядке.
Мама не стала больше настаивать. Она заговорила о другом и на прощание, как обычно, поцеловала его в лоб, но когда мы шли домой, губы у нее дрожали.
– Хорошо вашему отцу полеживать спокойно в больнице, – сказала она. – А нам что делать, когда в дверь заколотят судебные приставы?
– Может, нам продать магазин, мама? – предложила я.
– Это убьет отца, Пру. Он так любит свой магазин, ты же знаешь. И потом, я не могу выставить его на продажу – это его собственность. Да и кто его теперь купит? В магазин приходится вкладывать столько труда, а толку никакого.
– И что же с нами будет? – спросила Грейс.
– Выкрутимся как-нибудь, – сказала я. – Если магазин продадут за долги, то должны же нас куда-то переселить.
– Да, в социальную квартиру в Вентворте! – сказала мама. – А жить мы на что будем?
– Ты, наверное, сможешь получить это… как его… пособие по безработице?
– Ваш отец всю жизнь отказывался платить за социальное страхование – и за себя, и за меня.
– Значит, придется тебе отправить нас с Грейс на панель, – сказала я в шутку.
Поэтому теперь мама крикнула мне вслед:
– Похоже, ты уже собралась на панель! Что подумает твой учитель, когда ты явишься сидеть с детьми в таком виде?
– Нормальный у меня вид. Ты просто до ужаса старомодная! – сказала я, но все же всю дорогу до Лорел-Гров с тревогой поглядывала на свое отражение.
Дверь мне открыла Марианна. Лицо у нее в первую минуту было ошарашенное. Потом она улыбнулась, потирая переносицу.
– У меня очень смешной вид? – спросила я.
– Что? Нет-нет, что ты. Заходи, Пру. Вид у тебя, как всегда, оригинальный, и я страшно завидую твоей худобе. У меня просто голова болит сегодня, вот и все. Знаешь, те самые дни, и все такое.
Она внимательно присмотрелась ко мне при электрическом свете:
– По-моему, ты немножко перестаралась сегодня с косметикой…
– Я знаю, что у меня кошмарный вид.
– Да нет, просто немного… ярковато. Почему бы тебе не попробовать оттенки посветлее? Ты какой помадой пользуешься?
– У меня нет помады и вообще никакой косметики. Поэтому приходится брать обычные краски для рисования.
– Ах вот оно что! Да, это, конечно, трудновато. Давай-ка подымемся ко мне, может быть, я тебе что- нибудь подыщу.
Пришлось мне идти с ней наверх в спальню. Она рылась в своей неряшливой косметичке.
– Погоди, у меня где-то была бледно-розовая помада.
Не могла же я сказать ей, что я ее уже пробовала, что всякий раз, как они уходят, я забираюсь к ним в спальню и перебираю каждую вещь. Я даже лежала на ее подушке, воображая, что Рэкс лежит рядом со мной.
Я отвела глаза от их кровати и позволила Марианне счистить с меня всю краску кремом для снятия макияжа. Она взялась накрасить меня своей косметикой.
Я слышала, как дети визжат и смеются в ванной, и думала, что Рэкс там их купает. Когда Марианна закончила накладывать тени, я открыла глаза и, к своему ужасу, увидела в зеркале наблюдающего за нами Рэкса.
– Извините! – глупо сказала я. – Мне, наверное, нужно сейчас пойти к детям?
– Мы еще не закончили! – сказала Марианна. – Ну что, теперь возьмем карандаш? Совсем тоненькую светло-серую линию, вот так. Кит, ты ведь не оставил детей в ванне?
– Нет, конечно, они уже в постелях. Я просто зашел за книжкой для Гарри, но отвлекся на сеанс макияжа. Выглядит великолепно!
– Правда, я могла бы открыть салон красоты? – сказала Марианна, беря в руки мои длинные распущенные волосы. – А давай попробуем сделать тебе высокую прическу.
Я почувствовала, что краснею. В присутствии Рэкса я становилась страшно стеснительной. Какой бы мастерицей ни была Марианна, мне не хотелось, чтобы она занималась моей внешностью при нем.
– Не надо, у меня будет дурацкий вид. Мне не нравится.
Я всегда носила волосы распущенными по плечам. С обнаженной шеей я чувствовала себя неуверенно. Но Марианна намотала мои прядки на палец и заколола их на макушке в виде шиньона.
– Готово! – сказала она. – Смотри, как здорово получилось. Ой, Пру, у тебя такая красивая шея – как у балерины.
Я заерзала и скорчила гримасу.
