Джек дал заговорщикам несколько минут и уже приготовился лезть обратно к кабинету Хаффнера, когда услышал, как дверь конференц-зала открылась.
– Можете сидеть здесь сколько угодно, – сказал Хаффнер. – Если я понадоблюсь, буду у себя в кабинете.
Джек сунулся в трубу, успев увидеть закрывшуюся дверь. Томас с ближневосточным мужчиной остались наедине. Оба стояли.
– Десять миллионов, – пробормотал Томас, с каким-то даже восхищением помотав головой. – Клянусь богом, крутая девчонка. – И глянул на компаньона: – Ну, Кемаль, что будет? Ваши согласятся?
– Не вижу выбора, – ответил мужчина по имени Кемаль. Выговор определенно ближневосточный, однако английский звучит с легким британским акцентом, быстро, отрывисто.
– Шутите? Вы же слышали, что сказал Хаффнер. Он уверен, что сможет опротестовать завещание. Десять миллионов за дом? Полный бред.
Джек тоже был ошарашен. Сумму взял с потолка, даже не думая, будто кто-то начнет обсуждать предложение.
– Нам хотелось бы решить дело. Оно и так чересчур затянулось. В конце концов, что такое десять миллионов по сравнению с выигрышем от того, что искомое не попадет в нехорошие руки? Гроши.
В нехорошие руки? Джек мысленно потирал свои собственные. Ему было жарко, тесно, он вспотел, но все это вдруг потеряло значение. Наконец начинается нечто стоящее. Давайте дальше.
– Для вас, может быть, и гроши. Но чертовская куча денег за то, чего там, возможно, и нет.
– Если нет, вы ничего не теряете. Деньги не ваши.
– Угу, только тогда Алисия станет миллионершей, а я получу шиш с маслом. Или даже
– Вы получите солидную компенсацию. И не забывайте, что дом перейдет в вашу собственность. В конце концов, мы его приобретаем на ваше имя.
– Угу... дом, – проворчал Томас. – То, что от него останется. Я имею в виду, мы там все перевернули вверх дном, по крайней мере, насколько можно незаметно перевернуть все вверх дном, и вышли с пустыми руками. Если продолжать в том же духе, рискуем арестом за незаконное вторжение и вандализм.
– Там что-то есть, – сказал Кемаль. – Возможно, не собственно планы и чертежи, но логично, по-моему, предположить, что ваш отец оставил какой-то намек на их местонахождение.
– Дороговатое предположение.
– Об этом прямо сказано в завещании. Невозможно не обратить внимания на обращение вашего отца к той самой экологической организации... Как она называется?
– Гринпис.
– Да, Гринпис. Странная идея. В моей стране таких организаций не существует. Ваш отец говорит: «В этом доме находится ключ, который откроет путь к исполнению всех ваших желаний. Продайте дом, и лишитесь всего, ради чего работаете». Для меня это достаточное доказательство, что в доме что-то спрятано.
– Прекрасно. Остается найти.
– Не волнуйтесь. Найдем. Как только дом попадет в наши руки, приступим к более тщательным поискам, если понадобится, разобьем стены. Если все-таки не найдем, разберем по кирпичику, по бревнышку, пока не добьемся успеха.
– А вдруг не добьемся?
– Хотя бы не позволим другим найти и воспользоваться.
– Угу, а мне кто платить будет?
– Ну, надеюсь, вы не ожидаете, что мы купим то, чего у вас нет, не правда ли?
Томас передернул плечами:
– Что дальше будем делать?
– Я свяжусь с вышестоящими, попрошу согласия на выплату запрошенной суммы. Простая формальность, поверьте. Детали предоставим мистеру Хаффнеру.
– Десять миллионов баксов, – пробормотал Томас, мотая головой, точно так, как в начале маленькой беседы тет-а-тет. – Ну, наверно, надо спасибо сказать, что моя маленькая сестренка не догадывается, чего мы ищем. Иначе запросила бы по десять миллионов за каждый кирпич.
– Да, – подтвердил Кемаль. – И дело все равно того стоило бы.
Лежа в трубе и гадая, что за чертовщина так дьявольски дорого стоит, будучи такой маленькой, что ее можно спрятать в доме, он увидел, как Томас с Кемалем направляются к двери, и мысленно спел старую песенку Пегги Ли: «Неужели это все?»
Ну и что удалось разузнать?
Во-первых, посмотреть на Кемаля. Уже кое-что. Во-вторых, в доме Клейтона спрятано нечто практически бесценное для каких-то очень богатых ребят с Ближнего Востока. В третьих, этим интересуются не только приятели Томаса, которые беспокоятся, чтоб оно не попало в «нехорошие руки». Чьи же это «нехорошие руки»? Вряд ли имеется в виду Алисия. Другая ближневосточная страна? Израиль? Еще кто-нибудь?
Были, однако, надежды на большее, особенно рискуя собственной задницей в шахте лифта, потея и ползая в грязных вентиляционных трубах, втискиваясь в дыры, где едва можно дышать.