Я не собиралась участвовать в субботнем мероприятии. Магда обещала поехать с Надин. Все было решено. А потом Мик все нарушил. Магда поделилась с ним бисквитным рулетом в спортивном центре — и теперь он ест у нее из рук.
— Он пригласил меня на футбольный матч в субботу, — говорит она.
— Вот это да! Свидание века, — говорю я.
Магда жует батончик «Марс». Обкусывает верхушку мелкими белыми зубками, как у бурундука, потом облизывает обнажившуюся карамель острым язычком. Запах шоколада чуть не сбивает меня с ног. Мне так хочется отнять у нее батончик, что я плохо понимаю, о чем она говорит.
Надин смотрит на Магду пронизывающим взглядом.
— Не в эту субботу?
— М-м-м.
— Ты же не можешь! Ты обещала сделать мне макияж.
— Да, конечно, я все успею. Матч во второй половине дня, разве непонятно?
— Но ты собиралась поехать со мной!
— Ну-у… разве я тебе так уж буду нужна?
— Обязательно нужно прийти с кем-нибудь. Там сказано: 'С родственником или знакомым'.
— Наверное, имеется в виду кто-нибудь из взрослых, чтобы присматривать за тобой. Так что лучше всего, в самом деле, взять с собой маму.
— Свою маму я не возьму. Ты что, с ума сошла? Представляешь, какой я буду выглядеть идиоткой, вышагивая рядом с мамулечкой? Да я ей даже не рассказывала. Ты ее знаешь. Господи, она мне завьет волосы колечками и напялит платье в оборочках!
— Ну ладно, ладно, убедила. Пойдешь с Элли.
— Что? — вскидываюсь я. — Нет!
— Но я не могу идти одна! Магда, ты просто не можешь меня так подвести ради какого-то паршивого футбола!
— Мик играет, Надин. Он сказал, что я приношу ему удачу. Я не могу его подвести. А потом мы куда- нибудь пойдем. Я знаю, это мой великий шанс.
— Это у меняв субботу великий шанс! Не верю, что ты такая эгоистка, — чуть не плачет Надин. — Ты готова меня бросить ради какого-то глупого мальчишки. В этом ты вся, Магда. — Надин оборачивается ко мне. — Элли?
— Нет! Я с тобой не пойду. Не могу. Не хочу.
Но она упрашивает и умоляет. И вот в субботу утром я иду вместе с ней к Магде. Магда уже успела нарядиться в костюм футбольного болельщика, как она себе это представляет: алый свитер, подчеркивающий каждый изгиб, фирменные джинсы «умереть-не-встать», сапожки на высоких каблуках и тот самый меховой жакетик, чтобы не замерзнуть.
— О'кей, Надин, поехали, — говорит она, закатывая рукава свитера.
— Только не слишком ярко, — с тревогой предупреждает Надин.
— Предоставь все мне, ладно?
— В смысле, я понимаю, что мой обычный вид — не совсем то, что надо…
— Белая как мел физиономия, точно у мертвеца, восставшего из гроба? Да уж, ты их там до смерти перепугала бы.
— Но слишком намазываться тоже нельзя. Посмотри, как выглядят все эти девчонки в журнале. — Надин тычет пальцем в иллюстрации журнала «Спайси». — У них… естественный вид.
— Ага, естественный, — отзывается Магда, зачесывая назад волосы Надин.
— Ты ведь можешь сделать, чтобы было естественно, правда, Магда? — добивается Надин.
— Я вообще ничего не стану делать, если ты будешь дергаться. Давай, откинься и помолчи.
Почти час уходит у Магды на то, чтобы придать Надин достаточно естественный вид. Я против воли смотрю как зачарованная. Удивительно видеть, как Надин расцветает под ловкими руками Магды.
— Вот так! — объявляет она наконец, поднеся Надин зеркало. — Нравится?
— Ну… не знаю… Я стала такая розовенькая… Нельзя стереть немножко румян?
— Не трожь! Все идеально. А теперь волосы.
— Да, с ними что делать? — Надин в отчаянии запускает пальцы в волосы.
— А что? — спрашиваю я.
Волосы чудесные. Как всегда. Длинный черный сверкающий каскад, играющий на свету синими бликами.
Мне всегда нравились волосы Надин, я могла только мечтать о том, чтобы как-нибудь разгладить свои кудряшки, завивающиеся штопором. Когда мы были маленькими, я расчесывала длинные блестящие волосы Надин, пока они не начинали потрескивать. Когда мы ночевали в гостях друг у друга, я сворачивалась калачиком рядышком с Надин и представляла себе, будто черные волосы, рассыпавшиеся по подушке, на самом деле мои.
Это я помню, но не помню, чтобы мне когда-нибудь хотелось в придачу к волосам еще и тело Надин. Я знала, что я толстенькая, а Надин худая, но в то время меня это ни капельки не волновало.
И правда, странное дело: я тогдашняя не похожа на меня сегодняшнюю. Хотелось бы мне так и остаться прежней Элли. Быть этой, новой, так трудно! Все время идет какая-то непрерывная борьба. Вот сейчас меня тошнит оттого, что я не посмела съесть хоть что-нибудь на завтрак, а что будет с ужином, даже и не знаю, потому что по субботам мы всегда заказываем еду с доставкой на дом, и все это так вкусно пахнет, но во всех этих блюдах сотни и сотни калорий: нежная белая рыба, обжаренная в золотистом масле, с хрустящей солененькой картошечкой, или огромное колесо пиццы, покрытое шипящим от жара расплавленным сыром, или ароматный цыпленок tandoori,[5] раскаленный, поджаристый, с жемчужинками риса, так и просится в мой пустой изнывающий живот…
— Элли! — говорит Магда, деловито расчесывая волосы Надин. — Это у тебя в животе урчит?
— Я нечаянно, — говорю я и краснею.
— Может, сделаем небольшую косичку на затылке? — говорит Магда.
— Я хотела много маленьких косичек, — говорит Надин, наклонив голову набок и перебирая длинные пряди.
— Косички! — говорю я. — Что это еще за детство?
— Это не детство. Это пикантно, — говорит Магда и начинает заплетать косички.
— Вот посмотри на эту девушку — у нее косички. — Надин тычет пальцем в журнал «Спайси». — Да, Магда, сделай косички, пожалуйста.
Процесс заплетания косичек растягивается на целую вечность. Я зеваю, вздыхаю, ерзаю и прижимаю кулаки к животу, чтобы заставить его замолчать.
— Так ску-у-учно, — жалуюсь я. — А в чем ты пойдешь-то, Надин?
— В том, что есть, — отвечает Надин.
Я дико смотрю на нее. Я думала, она надела самое затрепанное старье, чтобы поберечь шикарную выходную одежду. Надин всегда потрясно одевается, в черный бархат, черное кружево, черную кожу. А сегодня, в такой день, на ней обыкновенные синие джинсы и коротенькая розовая футболочка.
— Почему ты не надела черное? Ты сама на себя не похожа, — говорю я.
— В этом все и дело! Я хочу выглядеть, как фотомодель, — говорит Надин.
— А разве не надо было одеться немножко понаряднее? — спрашиваю я.
— Не слушай Элли, она не врубается, — вздыхает Магда.
— Так фотомодели одеваются на пробы, — объясняет Надин. — Называется — неформальный стиль. Хотя джинсы, между прочим, французские, и стоят кучу денег. Мама озвереет, когда узнает, что я взяла деньги из тех, которые откладываются для меня в строительный фонд.
— Да, но ты подумай, Надин, сколько ты, может, скоро будешь зарабатывать, — говорит Магда. — Как только прорвешься, сразу начинай знакомить меня с нужными людьми, о'кей? Чувственные изгибы сейчас тоже в моде, а не только такие стручки, как ты.
— Мечтай, мечтай, — говорю я с кислым видом.
А что, если Надин действительно станет фотомоделью? Она сейчас выглядит совсем не такой, как
