— Как раз это мне понятно. Не пойму я того, как вам удается им внушать, что это именно женщины, а не роботицы.
— Каджеков заслуга. Они создали робота, практически неотличимого от настоящей женщины. Вот вы распознали для себя, — спросил он с пытливой улыбкой, — что Дори — роботица?
— Вы меня разыгрываете?
— Нисколько.
— Н-но… вы же сказали, что она — женщина? — Было необходимо для эксперимента. Когда она вас целовала, надо было, чтобы вы принимали ее за подлинник.
— Дори — робот? (Просто невероятно. Тут и Фарра Крайски не нашлась что сказать).
— Что вас так удивляет?
— Я… я просто предположил…
— Вот-вот, предположили. А, предположив, робота в ней уже не распознали.
Припомнив, Карлсен понял, что он прав: от возбуждения тогда все в глазах мутилось — просто вылитый гребир.
Сидящая у окна девочка почувствовала на себе чужой взгляд и посмотрев через сад, украдкой пихнула локтем соседку по парте — обе коротко меж собой перешепнулись. Так похоже на обыкновенных заскучавших школьниц — просто в голову не идет, что это роботы. Он покачал головой.
— И все-таки, занявшись с Дори любовью, я бы все понял.
— Вы уверены? — лукаво улыбнулся Клубин.
— Уверен. Речь идет об обмене жизненной силой, а это совсем другое дело. — Клубин улыбался с вежливым скептицизмом. — Или, по вашему, не так?
Серьезность во взгляде гребиса мешалась с шутливостью.
— Представьте себе как землянин, что происходит, когда мужчина совокупляется с женщиной. В том, что она жива, сомнения у него нет: убеждает уже тепло ее плоти. А сам контакт вызывает такое возбуждение, что мужчину переполняет сексуальная энергия. Эта энергия концентрируется на двух основных точках: губах и гениталиях. То же самое происходит и с женщиной. При этом возникает убеждение, что энергия начинает циркулировать через обоих. Но это, уверяю вас, иллюзия.
От нахлынувшего отчаяния у Карлсена словню опора ушла из-под ног.
— Тогда почему груодов тянет поглощать людей?
— А почему вас тянет совокупляться с женщинами? Это инстинкт. Вы же занимались сексуальными преступниками, кому, как не вам об этом знать.
— То есть, если один из ваших старшеклассников сойдется с одной из этих школьниц, роботицу в ней ему не распознать?
— В точку. Позвольте изложить конкретнее. Ученикам ухаживать за девушками запрещено. Если такое происходит и девушка жалуется, он автоматически исключается из школы на год — для юноши, учитывая общую амбициозность нашей молодежи, худшее из наказаний. Но есть альтернатива. Высокоразвитая воля подразумевает высокоразвитые силы гипноза. Загипнотизировать жертву без ее на то ведома — задача далеко не из легких. Но, тем не менее, посильная. Хорошему гипнотизеру удается напрочь стирать память о происшедшем. И наши молодые люди пытаются воздействовать на девушек из самой глубины подсознания. Цель здесь — вызвать состояние транса, в котором девушка сама пришла бы к тебе в комнату. Но и здесь приходится беспокоиться, чтобы о происшедшем не осталось ни намека. И когда девушка уходит, он должен ей внушить, что время, проведенное с ним, она провела где-то в другом месте. Легко догадаться, насколько юношей интригует такая игра и как быстро исчезла бы мотивация, знай они, что девушки на самом деле — просто роботы, реагирующие на мозговые ритмы.
— И говорите, — Карлсен, спохватившись, нервно оглянулся (не подслушал бы кто) и понизил голос, — до них не доходит, что она робот, даже когда дело доходит до полового акта?
— Никогда. Начать с того, до соития обычно не доходит, девушка сохраняет девственность. Уже сама недозволенность, — раздевать ее, трогать, — юношу удовлетворяет задолго до того, как дойти до полового акта. А так как они считают, что жертва находится в глубоком трансе, то и поведение от нее ожидается иное, чем у бодрствующей.
Школьницы в окне все еще перешептывались, поглядывая временами в окно. А ведь действительно, прав Клубин. Двенадцатилетняя нимфетка может состроить глазки своему сверстнику, но уж едва ли двум мужчинам среднего возраста.
Откуда-то сверху плавно донесся звук гонга. Вскоре из классов стали густо выходить ученики.
— Поесть не желаете? — спросил Клубин.
— Можно и обойтись. Голод меня как-то не очень донимает на вашей планете.
— Да, безусловно. Физическое ваше тело осталось на Земле. Но все равно, столовую у нас стоит посмотреть.
По коридорам и лестницам мерно циркулировал поток учащихся. Впечатляло отсутствие гулкой многоголосицы и суеты, типичных для школ во время перемены. Учащиеся шли чинно, без спешки, негромко между собой переговариваясь.
Они с Клубин зашли в небольшой лифт. Когда, спустя несколько секунд, двери раскрылись, они очутились в большом солнечном зале, находящемся, очевидно, наверху здания. Из кухни исходили вкуснейшие запахи. В помещении пока было пусто, лишь струбецит у дверей, галантно изогнувшийся в их сторону.
К ним проворно подскочил ведашки и провел к столику возле окна. За ним открывалась панорама восточной части города, за которой до самого горизонта расстилалась черная равнина, отороченная цепью гор. Наиболее броско отсюда смотрелась изумрудно-зеленая река — шириной по крайней мере с Гудзон, величавой анакондой петляющая через равнину и город. Было что— то поистине гипнотическое в самой зелени воды, скрывающей неведомые глубины и странных рыб.
Ведашки почтительно стоял у столика, играя затейливым разноцветием глаз. До Карлсена неожиданно дошло, что это перемигивание — разновидность речи. Интересно отреагировал Клубин, с удивительной резвостью начав менять цвет глаз. Через несколько секунд ведашки удалился, даже не повернувшись при этом, поскольку перед у него ничем не отличался от зада. Так бы вот иметь самому глаза на зытылке и сигать в любую сторону — вот это маневренность!
— Словами они что, не изъясняются?
— Нет. Абсолютно глухи, а общаются, как видите, цветовыми сигналами. Причем язык ничуть не менее многообразен, чем у нас. Просто планета у них лишена воздуха, а потому звук для них — понятие чужеродное.
— А дышат как?
— Никак. В организме у них происходит что-то вроде внутреннего сгорания, потому— то они такое значение придают пище. Если будет время, я покажу вам часть города, где они обитают — вот где чувствуешь себя инопланетянином!
Возвратился ведашки с подносом, на котором Карлсен с удивлением заметил зеленую керамическую бутылочку вроде той, что видел тогда в подземной капсуле у Грондэла, а также каплевидные бокалы и керамические тарелки, похоже, с тем самым трагасом. Клубин буквально капнул в оба бокала прозрачной искристой жидкости.
— Это здешний наш напиток, нитинил. Первые капли мы традиционно предлагаем за Бруига, духа космического разума. — Он приподнял бокал, — за Бруига.
— За Бруига, — повторил Карлсен и глотнул. Нитинил, как и тогда у Грондэла, разлился по телу, вызвав неизъяснимое блаженство. Клубин подлил в бокалы.
— Это вода из реки, что вон там внизу. А в ней пузырьки нитина — газа из недр нашей планеты.
— Я уже знаю, пробовал. У Грондэла.
— А-а, тогда и трагас, наверное, пробовали?
— И его. Правда, мне он не понравился.
— Почему же?
— Руки так и зачесались сунуться под ближайшую юбку.
— Это потому, что поле Земли насыщено сексуальной энергией. Здесь все по-другому. Вы попробуйте.
