громко воскликнула:
— Вот она! Она была с ними! Она приехала с теми, кто убил моего Джимми. Почему, Грейс Невинс? Почему ты желала смерти моему мальчику?
Невысокая толстушка подняла глаза на Кэрол и свою обвинительницу и горестно покачала головой. Билл закусил губу, когда увидел выражение вины и раскаяния на ее лице. Но почему ее терзают угрызения совести? Он разговаривал с толпой, но ее там не видел. Иначе он непременно узнал бы ее.
— Ее там не было… — начал он, но Эмма не дала ему договорить.
— Нет, она была! Иона видел ее в одной из машин! — Лицо Эммы исказилось от ярости, а голос срывался на пронзительный визг. — Ты там была! Ты его убила!
Билл увидел, как Кэрол растерянно переводит полные слез глаза с одной женщины на другую.
— Пожалуйста, не надо! — прошептала она.
Но Эмма уже не могла остановиться. Указывая дрожащим пальцем на Грейс, она кричала:
— Тебе это так не сойдет, Грейс Невинс! Ты за это заплатишь! — Она направилась к Грейс, Иона удержал ее, но она продолжала вопить: — Сейчас же убирайся от могилы моего мальчика! Уходи, пока я собственными руками не придушила тебя здесь!
Громко рыдая, Грейс повернулась и поспешно ушла.
Воцарилось неловкое молчание, а затем смущенные этой сценой участники похорон поспешили выразить прощальные соболезнования Кэрол и Стивенсам и разошлись.
Билл оставался до конца, надеясь перекинуться несколькими словами с Кэрол. Но Иона и Эмма увели ее, не дав ему подойти к ней. В том, как Иона оберегал свою сноху, было что-то собственническое, и это неприятно задело Билла.
Глава 18
1
Кэрол закрыла за собой входную дверь особняка и остановилась в прохладном полумраке. Ей не хотелось возвращаться сюда. Даже сейчас она с трудом представляла себе, как сумела проехать мимо тех самых чугунных ворот с остроконечными прутьями. Но другого жилища у нее не было. Ее собственный дом выгорел дотла, а с Эммой и Ионой она больше оставаться не могла. Ей невыносима была назойливая опека Эммы, ее истеричные переходы от гнева к горю и снова к гневу. Она не в силах провести еще один вечер с Ионой, который сидел и неотрывно на нее смотрел. Кэрол поблагодарила их и утром сразу же уехала.
Накануне она попыталась дозвониться тете Грейс, чтобы выяснить, правду ли говорила Эмма. Была ли она около особняка с теми безумцами? Но Грейс не подходила к телефону.
У Кэрол даже возникло искушение позвонить Биллу и спросить, не может ли она пожить у его родителей, но потом она поняла, что больше всего на свете ей хотелось побыть одной.
Пустой особняк встретил ее гулкой тишиной.
Ее глаза наполнились слезами. Она все еще не могла поверить, что его больше нет, что он не появится, сбегая по лестнице с одним из этих проклятых дневников в руках.
К горлу подкатил ком.
Она почти ненавидела его за то, что он повел себя так глупо, вскарабкался на эту колонну. Зачем?
Как будет она жить без него? Джим помог ей пережить смерть родителей, когда она думала, что мир рушится вокруг нее. С тех пор Джим был ее прибежищем, ее опорой. Но кто поможет ей пережить его смерть?
Ей даже послышался его голос:
Кэрол почувствовала подступающие рыдания, а она-то думала, что выплакала все слезы.
Она ошибалась.
2
— Я сожалею о смерти вашего друга, отец Билл.
— Спасибо, Никки, — ответил Билл.
Он посмотрел на мальчика, стоявшего напротив него у стола. Его взгляд выражал искреннее сочувствие. Билл с болью в сердце подумал, что большинству мальчиков в приюте Святого Франциска слишком хорошо известна боль утраты. Это был первый день после возвращения Билла, а за три дня его отсутствия накопился целый ворох заявлений об усыновлении, рекомендательных документов и различной корреспонденции, да и новые бумаги прибывали. На улице шел дождь, но было тепло, больше походило на май, чем на март.
— А ты не опоздаешь на урок? — спросил он мальчика.
— Я успею. Он был вашим добрым другом?
— Он был старым другом, в юности — самым близким. Мы как раз снова начали с ним сходиться.
Комок подкатил к горлу, когда он подумал о Джиме. Со времени ужасных воскресных событий он не давал горю овладеть собой, старался не пролить слезы, вспоминая своего старого друга. Джим посмеялся бы над ним, если бы узнал, что Билл его оплакивает.
А что сказал бы Джим о его снах о Кэрол, более эротических, чем когда-либо раньше; теперь, когда она осталась одна на свете?
— А то, что написано в газетах, правда?
— Знаешь, Никки, мне бы не хотелось сейчас об этом говорить. Слишком все еще свежо.
Мальчик серьезно кивнул, словно умудренный жизнью старик, а потом принялся, как обычно, шнырять по комнате и всюду совать свой нос. Он остановился около пишущей машинки.
— Так, — протянул он, — и когда вы уезжаете?
Вопрос захватил Билла врасплох. Он поднял глаза и увидел, что наполовину написанное письмо в Духовное управление все еще в машинке. Боже! Работа учителем в Балтиморе! Он совсем забыл о ней.
— Сколько раз я говорил тебе, чтобы ты не смел читать мою почту?
— Извините! Просто письмо торчало в машинке совсем на виду. Я ненароком заглянул в него.
Билл, терзаясь чувством вины, проговорил:
— Послушай, Никки, я знаю, у нас с тобой была договоренность…
— Не берите себе в голову, святой отец, — быстро ответил мальчик с вымученной улыбкой, которая хватала за сердце. — Из вас получится прекрасный учитель. Особенно там, недалеко от Вашингтона. Я знаю, что вы интересуетесь политикой. И не беспокойтесь обо мне. Мне здесь нравится. Для меня это — дом. И вообще я безнадежен.
— Я запретил тебе говорить о себе так!
— Приходится считаться с фактами, святой отец. Пока дождетесь, когда меня усыновят, превратитесь
