Виктория быстро поднимается по лестнице.
— Позвони в ресторан и отмени заказ, — распоряжается она.
— Хорошо, мадам.
Мне немного жаль, что сегодняшний день так закончился. И очень жаль, что приходится отменять доставку еды. Мы с Викторией могли бы вместе поужинать. Это было бы здорово. Иногда мне кажется, что она могла бы стать такой матерью, которой у меня никогда не было. Может, я подсознательно оттолкнула от нее Мэтта? Нет, лучше не думать об этом: такие мысли меня пугают. В моем сознании есть области, которые лучше не тревожить.
Мой беспокойный сон прерывает звонок сотового телефона.
— Алло? — хриплю я.
— Рошель?
Часы показывают половину третьего утра.
— Да, мадам?
— Я не могу уснуть.
— Я оставила две таблетки снотворного на ночном столике.
— Я уже выпила их и еще два валиума, ничего не помогает. Приезжай, я хочу разобрать гардероб.
— Сейчас?
— Конечно, сейчас, ты что, идиотка? Существует только настоящий момент. Carpe diem [35], и все такое.
— Хорошо, — соглашаюсь я. — Уже еду.
Встаю, ополаскиваю лицо и одеваюсь. Интересно, стоит ли рассказать об этом случае другим ассистентам в «Трейдер Вик» на следующей неделе? Я слышала от них двести или триста невероятных историй, но эта может оказаться самой скандальной.
— Рейчел? — Это Дэн.
— Иди спать, — шепчу я.
Но он уже трет глаза и выходит из своей спальни.
— Куда ты собралась, черт возьми?
— К Виктории.
— В это время?
— Я согласилась на эту работу, прочитала Книгу правил и приняла на себя все обязанности, перечисленные на странице четыреста семнадцать, вот только не могу вспомнить, в каком порядке.
— Это сумасшествие, равноценное жестокому обращению!
— Не совсем, — говорю я. — Смотря с чем сравнивать. Я слышала истории и похуже.
— Я хочу прийти на одно из ваших собраний по четвергам.
— Извини, ты не можешь, только ассистенты.
— Не стоит тебе сейчас ехать к Виктории. Ты должна сообщить куда-нибудь о ее требованиях.
— Куда?
— Не знаю, разве у вас нет профсоюза или какой-нибудь похожей организации?
— Конечно, нет. Мы же ассистенты.
— Утех, кто работает в «Ральфе», есть профсоюз. У уборщиков универмагов есть профсоюз.
— Дэн, мне пора. Я нужна ей.
— Это ужасно.
— Что? — спрашиваю я.
— Ты хоть понимаешь, что эти же слова говорила о своей матери?
Он прав. Но ведь моя мать тоже во мне нуждалась, разозлиться бы на Дэна за то, что вспоминает о том времени, но разве не он помог мне собраться с силами и уехать из дома? Дэн твердил мне: «Рейчел, ты тоже человек. И у тебя есть своя жизнь». Я не забыла его слова. Не думаю, что поверила ему, но я их помню.
— Она умирает, — объясняю я Дэну.
— Журнал «Пипл» не уверен в этом.
— Что ты имеешь в виду?
— Они опубликовали статью, где все так называемые эксперты в области психического здоровья заявляют, что ей нужно сказать правду до того, как весь мир начнет сомневаться в этой бредовой истории.
Дэн всегда говорит «так называемые» про психологов. Его отец — один из трех психологов в Шугарленде — был вынужден уехать из города после истории с Бетти Шварц — директором средней школы.
— Как ты можешь говорить такое?
— Даже если она больна, нехорошо вызывать тебя среди ночи. А твои постоянные переработки? Ты занята по шесть, иногда даже по семь дней в неделю. Вчера вечером пришла в полночь. И перестала посещать курсы сценаристов.
— У меня нет на них времени.
— Ты делаешь ошибку, Рейчел. Ты не прислуга, связанная условиями контракта.
— Мне пора, — открываю я дверь.
Дэн идет следом за мной.
— Рейч, мне это совсем не нравится!
Убегаю. У меня нет времени на споры с Дэном. И я не полная дура! Понимаю: в чем-то он прав. Хорошо, в основном!
Еду по пустым мрачным улицам и размышляю над ситуацией. Конечно, Виктория меня использует. Но она ведь страдает, и рядом с ней должен кто-то быть. Похоже, что этот человек — я. Думаю, в этом есть нечто магическое или даже сверхъестественное, как сказал бы отец Пит. Я, маленькое ничтожество из Шугарленда, — единственный человек в мире, к кому Виктория Раш может обратиться за помощью в трудную минуту. Раньше я видела ее по телевизору. И даже в самых смелых мечтах не могла представить, что однажды стану ее лучшим другом.
Вхожу в дом, поднимаюсь к Виктории и зову ее по имени. Ответа нет. Осторожно вхожу в комнату и вижу, что она лежит в кровати.
— Виктория? — Молчание. Наверное, она меня игнорирует. Иногда ей это свойственно. На цыпочках приближаюсь еще немного. — Виктория?
Я уже начинаю беспокоиться. Но потом слышу высокий храп, похожий на свист чайника. Она крепко спит, сжимая в руке телефонную трубку. Несколько секунд рассматриваю ее: волосы спутались, и в уголке рта скопилась слюна. Удивительно, как невинно выглядят спящие, — каждый напоминает младенца Иисуса, даже, наверное, серийные убийцы и этот парень Джеб. Может, вам интересно мое мнение? Так думаю, мир был бы гораздо лучше, если бы некоторые спали постоянно.
Виктория фыркает, как поросенок, когда я забираю у нее телефон. Застываю на месте и жду несколько секунд, пока она снова не начинает храпеть. Потом кладу трубку среди пузырьков с таблетками. Их, естественно, очень много.
— Спокойной ночи, Виктория, — шепчу я и выхожу из комнаты, осторожно закрывая за собой дверь.
Нет смысла возвращаться домой, раз я уже здесь. Поэтому ложусь прямо на ковер у двери. Вдруг она меня позовет?
ГРИФФИН
Я испытываю настоящее, ни с чем не сравнимое удовольствие, наблюдая, как парни взмывают вверх и забивают мяч в корзину. Если НБА прекратит свое существование, чем еще смогут заняться семифутовые «небоскребы» в кедах? Конечно, отправиться в Голливуд! Именно эта мысль помогла Родману и Шаку заключить контракты со студиями. Я лежу на диване в «боксерах» и смотрю игру «Лейкерс» против «Кинге». Какое блаженство! Впервые за долгие месяцы мой желудок спокоен. Во время рекламы переключаюсь на кабельный канал И-эс-пи-эн, транслирующий конкурс «Сильнейший мужчина мира»: двое огромных мутантов разбивают пивные бочонки о кирпичную стену. До этого они зубами тянули туристические автобусы на сто метров. Именно за такие программы я люблю средства массовой
