— Думаете я начну болтать? Где? С кем? Кто может знать это имя — Б-е-р-и-я. Она произносила имя по-менгрельски.
— Успокойтесь, я в своем уме и не враг себе. У Берии есть живые родственники в России. Кого вы выбрали?
— Мы выбрали его самого. Его дневники с 1945 г. до смерти.
Она кивнула.
— Мало кто знает его. Это хороший выбор, в особенности если заинтересуется какой-нибудь американский издатель. Впрочем, они нынче хватают все подряд. Да, у меня назначена консультация с профессором литературы, давайте встретимся позже и все обсудим. — Она встала.
— Встретимся в 7.30 в баре «Голубой кабан», — сказал Борис.
Она открыла дверь:
— А вы очень доверчивы. Может, вы просто оптимисты?
Когда мы вышли из здания, Борис заключил:
— Хорошая, волевая девушка. И умная.
Ужин прошел хорошо. Решено было заключить контракт с помощью лондонского юриста, согласно которому Татана получит десять процентов от общей суммы. К концу ужина Борис начал готовить почву для эпизода с балетной школой.
При первом упоминании о московской, балетной школе Татана заявила:
— Не говорите мне об этой школе. Они меня оттуда вышвырнули, потому что я высокого роста и у меня большие ноги!
— Прежде чем вы прочтете текст, — сказал я, — хочу объяснить кое-что. Текст распадается на две части: политическую жизнь, описанную Борисом, и личную, описанную мной на английском языке.
— Английская часть отвратительна — грязная порнография! — хохотал Борис.
Я не обращал на него внимания.
— Татана, мы хотим, чтобы вы помогли нам доказать издателям книги подлинность книги.
— А им не нужны доказательства. Единственное, что им нужно знать: будет ли книга доходной.
— Боюсь, что в нашем случае дело будет сложнее. Борис включил в книгу компромат о сегодняшних лидерах в Кремле, и могут быть последствия. В России, я имею ввиду.
— Молодец Борис! Чем больше вы им досадите, тем лучше!
— Берия очень откровенно пишет о себе, о своей склонности к молоденьким девочкам. Вы, Татана, были одной из его жертв.
— Я?!
— Да, Берия увидел вас на улице, приказал своему помощнику привести вас в свой дом и изнасиловал.
— И мне было лет двенадцать?
Я кивнул. Она подумала минуту с серьезным выражением на лице.
— Да, все сходится. Мне действительно тогда было лет двенадцать. А мне это понравилось?
— Конечно, нет.
— И вы описывали все подробности?
— Да. И потом, когда книга будет издана, если вдруг у издателей возникнут сомнения, я уломаю вас и вы сделаете подтверждение подлинности события. Публично.
Борис вставил:
— Мы пишем, что ваш отец был расстрелян Берией лично — потому что он отказался держать язык за зубами по поводу происшедшего.
Она странно посмотрела на него.
— А как вы узнали, что Берия убил моего отца?
Борис вытаращил глаза в изумлении.
Она кивнула.
— Да-да. Во время менгрельского дела в 1951 г. Он был директором школы, и его обвинили в сговоре с националистической интеллигенцией.
Борис хлопнул руками:
— Прекрасная новость!
Она не прореагировала на его бестактность.
— Это, полагаю, тоже входит в сделку?
— Триста тысяч долларов многовато за один перевод! — сказал Борис.
Она согласно кивнула.
— Когда начнем — завтра?
— Но только не здесь. Отправимся в маленький отель в северной Франции, возле Абервиля, там тихо и безлюдно, — сказал Борис.
— Значит, обо всем договорились? — сказал я. — Осталось только подписать контракт.
Татана улыбнулась:
— Забудем о контракте. Будем просто доверять друг другу. — Она протянула руку.
Владелица отеля совершенно не интересовалась клиентами. У нее на лице ни один мускул не дрогнул, когда она, заполняя журнал регистрации, указывала места рождения Бориса и Татаны: Москва, Зугдиди, СССР. Однако мы предпочли бы вообще не заполнять никаких журналов. Я все время гадал, куда могут попасть сведения из этого журнала. Сдают ли их в архив?
В 7 вечера я зашел к Татане. Она уже заканчивала чтение.
— Знаешь, а мне очень нравится, — сказала она. — Единственная слабость — это то, что ты изобразил Берию почти забавным: этакий жизнелюб, любитель женщин и вина, использовавший свое служебное положение в личных целях — иногда, правда, расстреливавший людей. Хорошо, что в книге есть правда. И ты прекрасно передал атмосферу того времени. Ей-богу, кое-кому из нынешних советских вождей будет кисло. Я только надеюсь, что Борис в своей части работы использовал достаточно правдивые факты.
Я сказал, что поеду в Будапешт и вступлю в контакт с «курьером».
— Будь предельно осторожен. Нам всем надо быть осторожными. Это не просто подделка. В глазах Советов это государственная измена.
— Ты думаешь, мы в опасности?
— Конечно. Ты полагаешь, они это просто оставят? Ведь половина советского руководства будет скомпрометирована! Но вначале им нужно будет нас найти!
За ужином она вспомнила свою жизнь в России. После исключения из балетной школы она работала актрисой, исполняла эпизодические роли служанок и официанток. В двадцать лет вышла замуж за офицера, через три года развелась. Детей не было. Стала работать воспитательницей в детском саду. Вышла замуж за пожилого еврея и вместе с ним эмигрировала в Израиль во времена хрущевской оттепели.
— Я задыхалась в России, хотелось уехать куда угодно, и потому вышла за него.
— Я слышал, он погиб в шестидневной войне?
— Да.
Она курила сигареты одну за другой, пила то кофе, то вино. У нее был хороший аппетит. Я находил ее интересной и привлекательной, но слишком напряженной. Я не мог ее понять.
Она рассказывала о Кембридже: — … Тихая заводь, но вокруг либо зелень, либо старики. Аспиранты инфантильны, думают, что делают революцию, когда курят анашу или вешают на стену портрет Джейн Фонды или Анджелы Дэвис.
Она заказала коньяк и предложила выпить наверху. Мы пошли к ней. Как только за нами закрылась дверь, она поставила стакан на стол, обхватила мою голову руками и крепко поцеловала меня в губы.
— Разденься, — сказала она и через мгновение сама уже была раздета. Ее тело, скрывавшееся под невыразительным нарядом, оказалось роскошным, любила она яростно, но нежно и с воображением… Потом она поцеловала меня за ухом, пошла в ванную. А вернувшись, легла в постель и сказала:
— Хочу немного почитать — ты не возражаешь?
