Фланаган прошел по залу, опытным глазом окидывая присутствующих. Те жадно ловили его взор, и каждый жаждал быть узнанным. Вдруг он устремил взгляд на меня. Он был высоким, его выгоревшие на солнце светлые волосы были стянуты в пучок золотым кольцом сзади на шее, и оттого он выглядел как пират.
Я улыбнулся ему, пытаясь не выказать удивления. Ему поднесли кружку пива, и он взял ее в руку.
— Относительно вашей последней книги, Мэлори, — мне она понравилась. Вы, конечно, уже продали право на экранизацию книги? — сказал он.
— Нет.
— Нет?! Тогда давайте это обсудим. Я сегодня даю вечер, присоединяйтесь.
Я взглянул на часы.
— У меня встреча с моим венгерским другом. Он провел несколько лет за решеткой, а теперь пишет стихи. Хотите с ним познакомиться?
— Конечно. Переговорите с моим секретарем. — Он встал и помахал мужчине у двери.
— Он организует вам пропуск — нам приходится быть осторожными.
Я подошел к секретарю.
— Мистер Уолтерс?
Он кивнул. Я объяснил, кто я и что мне нужно.
— Вы говорите, мистер Фланаган дал разрешение? — Он был американцем, и его речь была спокойна и грамотна. — Он мне о вас ничего не говорил, — добавил он.
— Он нас пригласил, — уверил я его. — Но если у вас есть сомнение, вы можете это проверить.
— Я знаю свои обязанности, — сказал он спокойно, вынул ручку, две карточки, на которых значилось: — Пропуск на вечер Фланагана. Другим лицам не передавать.
— Ваши фамилии? — спросил он. Я назвал наши фамилии, получил карточки и вернулся за столик.
— Том Мэлори, дружище! — вдруг услышал я, и через секунду передо мной предстал Фрэнк Смоллет, легендарная фигура с Флит-стрит, мой старый знакомый по журналистским временам. Он был известный выпивоха, и его неоднократно выгоняли с работы за пьянство, но, как ни странно, он выжил как репортер и теперь подвизался на писании скандальных воскресных новостей.
Он уселся напротив.
— Ты что здесь делаешь?
— Я здесь по делу, — ответил я, не забывая ни на секунду, что вот-вот придет Ласло. Вдруг у меня появилась идея. Несмотря на свое пристрастие к спиртному, Смоллет был профессионалом, то есть мог без труда сочинить неплохую историю и потом держать язык за зубами.
— Работаешь над новой книгой? — спросил он.
— И да, и нет, — сказал я и добавил. — Но тебе как старому другу могу помочь. У тебя, видимо, нет приглашения на сегодняшний вечер?
— Уж не хочешь ли ты сказать, что у тебя есть?
Я показал ему свой пропуск.
— О'кей. Итак, выкладывай. Почему у тебя пропуск?
Улыбаясь, я сказал:
— Мы с Шоном Фланаганом старые приятели. Познакомились, когда я работал репортером. Брал у него интервью, и он остался им очень доволен.
— И он оплатил твой проезд сюда?
— Нет. Он пригласил меня только что. Сказал, что хочет купить право на постановку фильма по моей книге.
— Я могу это использовать?
— Да. Мне не помешает известность, даже если Фланагану это не понравится. Давай условимся: я пойду на этот вечер и, если случится что-нибудь скандальное, я тебе тут же сообщу.
— Нужно что-нибудь новенькое, и не позднее 11 часов, а то все в газете уже уйдут домой.
— Хорошо, не позднее одиннадцати, — повторил я, и тут появился Ласло Ласлов. Я представил его Смоллету как поэта. Мы втроем поужинали в ресторане, и на прощание я сказал Смоллету: «Встретимся в баре без четверти одиннадцать».
— Какой странный, — заметил Ласло, когда Смоллет ушел. — И он всегда так много пьет?
— Всегда. Но он надежный, я знаю его давно.
Ласло взглянул на часы:
— Уже почти девять. Может, пойдем?
Вечер был в разгаре. Было много народу, сильно пахло духами и гаванскими сигарами. Мы едва нашли место за столом в углу, драпированном тканью, похожей на паутину.
И что я здесь потерял, думал я. Хотя, конечно, хороший контракт не помешает, особенно если не выгорит дело с дневниками. Я думал о Татане, о Борисе, о том, что они были сейчас вместе. Вдруг подошел Фланаган с женой.
— Вам здесь хорошо? — спросил он. Какая-то актриса втиснулась между нами и воскликнула:
— Это грандиозный вечер, Шон!
Все улыбнулись, за исключением миссис Фланаган. Это была маленькая женщина с высокой грудью, туго обтянутой зеленым шелком. Волосы ее были тщательно причесаны, глаза обрамляли густые, сильно накрашенные ресницы. Она напоминала мне хорошенький пончик, украшенный краской и драгоценными камнями. Я представил ей Ласло, он наклонился, поцеловал ей руку, она улыбнулась.
Шон похвастался подарком жены — громадным брильянтом на массивной золотой цепочке.
— Вы здесь фильм снимаете? — вежливо поинтересовался Ласло. — На вечере много наших кинематографистов, я многих знаю.
— Да, конечно, — сказал Шон. — Не хочу сказать ничего плохого, но приходится иметь дело с венграми. Хотя фильм предназначен для показа за пределами этой страны. Мы снимаем оргии в старых замках — историческое порно. Хотя я знаю, что вы, коммунисты, — известные пуритане, и назовете это порнографией, уж точно.
— Я не коммунист теперь, — сказал Ласло.
— Ну конечно, конечно. Никто в Венгрии уже больше не коммунист. Ну прямо, как немцы? — он засмеялся, отпил из бокала с шампанским. — За тебя, Ласло! — сказал он, поднимая бокал, но венгр даже не пошевелился.
Тут я не выдержал:
— Ради бога, не забывай, что ты не в Баварии! Ты здесь в гостях и мог бы быть повежливей!
Фланаган пришел в ярость.
— Вон отсюда, — сказал он, и за его плечом, немедленно вырос телохранитель. — Видеть не хочу этих червей!
Ласло спокойно пил шампанское, будто ничего не случилось. Я встал. Телохранитель оттолкнул меня, устремился к Ласло и вцепился ему в плечо.
Через секунду мы уже были в фойе.
— Как вы? — спросил я Ласло.
— Все в порядке?
— Это мелочь, не такое бывало, — сказал он.
Мы поспешили в бар, было без четверти одиннадцать. Смоллет уже ждал, попивая вино.
— Пошли к тебе, Фрэнк, — сказал я. — Ты получишь скандальный сюжет!
Смоллет вмиг протрезвел.
— Английский писатель и венгерский поэт изгнаны с вечера Фланагана. Как тебе это? — спросил я.
Через десять минут он передал необходимую информацию в Лондон.
На следующее утро я завтракал со Смоллетом. Он выглядел весьма довольным вчерашними
