волнение.
— Ну что ж, мы должны взглянуть на него, — решил он и приказал молодому солдату: — Ты пойдешь со мной. Дайер! Ты тоже. Если старик живет неподалеку, у нас будет ночлег получше.
Они вскочили на коней и поскакали вслед за солдатом. Когда всадники миновали поворот и лагерь скрылся из виду, они действительно увидели впереди человека. Он шел быстро, чуть сгорбившись.
«Если это старик, то очень уж проворный», — подумал Вансен.
Оставив пешего солдата, Вансен и Коллум пришпорили коней, собираясь догнать пешехода за несколько минут. Но темнело слишком быстро, и, хотя дорога в этом месте делала очень небольшой поворот, они потеряли путника из виду.
— Он услышал топот копыт и скрылся в лесу, — предположил Коллум Дайер.
Они проехали еще немного вперед, выбрались на прямой участок дороги и в слабом свете закатного солнца разглядели, что впереди никого нет. Они развернулись и неторопливо двинулись обратно, вглядываясь в чащу по обе стороны от колеи в надежде увидеть спрятавшегося незнакомца.
— Это уловка, — сказал Дайер. — Думаете, там был враг? Шпион?
— Возможно, но…
Вансен остановился. Его лошадь заартачилась и начала бить копытом. От земли поднимался ночной туман.
— Мы проехали два поворота дороги, — сказал он. — Где же лагерь?
Дайер был потрясен не меньше командира.
— Вы пугаете меня, капитан. — Он нахмурился. — Наверное, еще не добрались. Мы могли не рассчитать расстояние при таком освещении.
Они снова двинулись вперед, но очень скоро Дайер остановил лошадь и закричал:
— Эй! Эй! Где вы все? Это Дайер! Где вы? Никто не ответил.
— Но мы ведь не съезжали с дороги! — воскликнул испуганный и разъяренный Коллум. — Еще даже не полностью стемнело!
Феррас Вансен почувствовал, что дрожит, хотя вечер выдался теплый. Между деревьями лениво струился туман. Капитан сотворил знак Тригона и осознал, что уже некоторое время молится про себя.
— Нет, — медленно сказал он. — Где-то, как-то, сами того не зная, мы перешли Границу Теней.
19. Богокороль
ГЛУБОКАЯ НОРА
Далекий звук рожка,
Соленый запах детских слез,
Тяжелый для дыхания воздух.
Главный священнослужитель, как обычно, пришел лишь тогда, когда Киннитан уже прочла несметное количество молитв, и перед ней поставили дымившуюся золотую чашу. Верховный жрец Пангиссир тоже принадлежал к избранным. Он был крупным и представительным, как Луан, но придерживался мужского поведения в той же степени, в какой Луан старалась изображать настоящую женщину. К тому же, похоже, он утратил свое мужское достоинство только после того, как вступил в зрелый возраст: борода у него была реденькой, но длинной, а голос — на удивление глубоким. Жрец охотно использовал его красивый тембр, дабы произвести впечатление на слушателей.
— Выполнила ли она послушание на сегодня? — спросил он. Прислужник кивнул, и жрец сложил руки на груди. — Хорошо. А прочла ли все молитвы перед зеркалом?
Киннитан еле сдерживала раздражение. Она терпеть не могла, когда о ней говорили как о несмышленом ребенке. Многочасовое чтение молитв всегда проходило в крошечной, увешанной зеркалами храмовой комнатенке, и каждый раз девушка читала одни и те же сложные песнопения. Ни одного из нескольких десятков нельзя было пропустить. Эти многословные взывания к различным воплощениям Нушаша следовало произносить перед самым большим священным зеркалом. Киннитан прославляла бога в различных его ипостасях: Красная Лошадь, Пылающая Сфера Рассвета, Победитель Ночных Демонов, Золотая Река, Охраняющий Сон, Играющий со Звездами, и так далее, и так далее… Неужели жрец считает, что в его отсутствие она занималась посторонними делами?
— Да, о хранимый Нушашем. Она готова, — ответил младший священник.
Он также принадлежал к числу избранных и отличался высоким голосом и гладкой кожей, как у юноши, хотя явно достиг средних лет. Он был тщеславен: обожал смотреться в священные зеркала, когда думал, что Киннитан его не видит.
Киннитан взяла чашу — великолепную вещь из чеканного золота, украшенную драгоценными камнями. На ней был изображен крылатый бык, впряженный в огромную колесницу Нушаша. Стоила такая чаша больше, чем весь квартал города, где прошло детство Киннитан. Она постаралась принять торжественный, благоговейный вид. В конце концов, верховный жрец Пангиссир — самый влиятельный человек в мире. Возможно, ее жизнь находится в его руках. И все же, сделав первый глоток, Киннитан чуть-чуть сморщилась.
К счастью, младший священник читал молитвы очень громко, поэтому Киннитан могла пить медленно и не беспокоиться о том, как выглядит, с трудом проталкивая в себя отвратительное зелье. Этот эликсир под названием «кровь солнца» слегка напоминал вкус настоящей крови — солоноватый, с легким привкусом мускуса. Киннитан глотала его с трудом. Она чувствовала и другие привкусы, тоже не очень-то приятные. В напитке не было специй, но во рту у Киннитан появился вкус желтого марашского перца.
— А теперь закрой глаза, дитя мое, — низким голосом важно попросил Пангиссир, когда Киннитан допила жидкость. — Пусть боги найдут тебя и прикоснутся к твоей душе. Это величайшая честь.
И «честь» не заставила себя долго ждать: на этот раз вместо легкой неги, полной грез, Киннитан почувствовала, что ее будто схватили и ударили чем-то тяжелым. Все началось с ощущения жара внизу живота, который очень быстро — словно огонь по сухой траве — распространился по спине, затем вспыхнул в голове и между ног. Киннитан едва не упала со стула, но младший священник поддержал ее. Девушке казалось, что его руки находились где-то очень далеко, что они прикасались к статуе, а не к живой Киннитан. В глазах у нее потемнело, в голове шумело, и ей стало ясно: сейчас ее череп треснет, как каштан в огне, и она умрет.
«Помогите!»
Ей показалось, что она закричала или, по крайней мере, попыталась закричать, но слова прозвучали в ее воображении, а с губ слетели какие-то животные стоны.
