поряде, и хотя, когда я проснулся, состояние у нее было не ахти, прогулка по городу прочистила мозг, и там все немного устаканилось.
— Привет, милая, — сказал я телке в больничке. Ей было лет двадцать с чем-то, волосы красивые, темные и блестящие завязаны на затылке. Сисек особо было не заметно, но лицо это немного компенсировало, хотя никакая красота с таким недостатком не справится по-любому.
Я ждал, что она скажет 'привет' и, может, улыбнется мне децл, но вместо этого она вдруг сказала: 'Вам запрещено'.
Я оглянулся, чтобы убедиться, что она разговаривает с кем-то другим. Но поблизости был только я, так что я сказал:
— Повтори, дорогуша.
— Ройстон Блэйк, так ведь? Я сказала, что вам сюда запрещено.
— Чего? — переспросил я, перегнувшись через конторку.
— Вам не… Отвали. — Она отпрыгнула назад раньше, чем я успел схватить ее за руку. Я покачал головой и взял бумагу, которая у нее там лежала. Рядом с фото вашего покорного — той, из газеты, нескольколетней давности — была надпись: РОЙСТОН РОДЖЕР БЛЭЙК. НЕ ПРИБЛИЖАЙТЕСЬ И НЕ ВСТУПАЙТЕ В РАЗГОВОРЫ. ВОЗМОЖНЫ ВСПЫШКИ ЯРОСТИ. НЕМЕДЛЕННО ПОЗОВИТЕ ОХРАНУ.
Вот ешкин кот, подумал я, а телка тем временем притащила за собой на буксире легавого. — Ешкин кот, — сказал я, когда телка вытолкала легавого вперед. — Здоров, Дон.
— Здорово, Блэйки. Как сам?
— Неплохо. А где Берт?
— Не знаю. Мы с ним не женаты, знаешь ли.
— Знаю, но я всегда видел вас вдвоем… А, забей.
— Жаль, что с 'Хопперз' так получилось.
— Ну да. А ты откуда знаешь?
— Что знаю?
— Что я работу потерял.
— Работу потерял?
— Ага.
— Хреново это, Блэйки.
— Ага, ебаные уроды.
— Точно, бля.
— Так откуда ты знаешь-то?
— Ты сам только что сказал. — Да?
— По-любому жаль, что с 'Хопперз' так получилось.
— Ага. — Я полез в карман куртки за сигаретой, потом вспомнил, что я подыхаю от голода, отсутствия бабла и недокура. — Что?
Дон дал сигарету мне и себе тоже достал. Я был ему за это благодарен, потому что там воняло, как обычно. Воняло дерьмом, смертью и открытыми ранами, которые не промыли. Дон и телке предложил сигарету, но она этого, кажется, не заметила, так была увлечена нашим разговором.
— Так про 'Хопперз', — сказал Дон. — Хреново, что с ним такое вышло.
— А, ты про этого пацана на дверях?
— Пацана? Нет, я про посетителей, которые там теперь топчутся. Малолетки. До хуищи всякой мелюзги.
— Ну, типа да. Может, ты стареешь.
— Не только я так считаю. Так все считают.
— Кто все?
— Все, кто пил в 'Хопперз'. Правильные клиенты, не те молокососы. Было время, когда в 'Хопперз' шпану не пускали. Они таскались в 'Фуражир', а не в такой правильный кабак как 'Хопперз'. А сейчас посмотри — сплошь молокососы и эта хрень… Как они ее там называют? Кайф, ну да.
— Кайф? Что за…
— Ага. Я считаю, ты тоже виноват. Ты ведь на дверях стоял. И мелкотня не могла войти, если ты им не разрешаешь. Ну что ж, спасибо тебе огромное, Блэйки. Спасибо, что просрал единственный нормальный кабак в Манджеле. Я всегда знал, что мы потеряем 'Хопперз', раз уж ты на дверях, эта твоя психи…
— Извините, что перебиваю, — сказала вдруг телка. Она было чем-то недовольна.
— Что? — спросил Дон.
— Выкинешь ты его отсюда или как?
— Кого?
— Его. Ройстона Блэйка, — счастливой она ни хрена не выглядела.
— Зачем?
— Ему здесь находится запрещено. Вот, в этом объявлении написано, — она выхватила бумагу у меня из рук. — РОЙСТОН РОДЖЕР БЛЭЙК… ВОЗМОЖНЫ ВСПЫШКИ ЯРОСТИ… ДУШЕВНОЕ РАССТРОЙСТВО… НЕМЕДЛЕННО ПОЗОВИТЕ ОХРАНУ. Ну? Ты охрана. Так выгоняй.
Дон посмотрел на нее, затянулся и выпустил дым ей в лицо. Потом сказал:
— Не, он безвреден. Бедный уебок, — и снова ушел назад.
Она повернулась ко мне и выпятила подбородок.
— Будьте добры, уйдите. Иначе придется звонить в полицию.
— Послушай, дорогуша…
Она взяла трубку, набрала номер и начала что-то бормотать. После этого она сказала:
— Я бы на твоем месте ушла. Полиция уже едет.
— Слушай, ты же не знаешь, зачем я сюда пришел.
— Мне без разницы. Тебе здесь быть запрещено.
— А если я ногу сломал или еще что?
— Сказано — запрещено.
— А ну как у меня что-то ужасное, и если вы меня не вылечите, весь город заразится.
— Без разницы.
— Лады, — говорю. — Лады. Буду откровенен. Нет у меня ничего. Я в отличной форме, здоров как фермерский кот, ну, сама видишь. Мне просто надо узнать…
Но она отвернулась к пациенту, который вылез откуда-то слева. Я тоже повернулся, чтобы с ним разобраться, но это был совсем пацаненок, у которого на башке застряла кастрюля, а за спиной его маячила мамаша с абсолютно бетонной мордой. Я позволил телке с ними разобраться, а сам пока докурил и осмотрел тех, ждал своей очереди. Для утра было как-то слишком людно, по традиции большая часть травм приходится на время после заката. Пара ран, ушибы там, вывихи, но про большинство было вообще не понять, с чем они сюда притащились. Просто сидели с белыми лицами, некоторые обхватили голову руками. Я даже узнал среди них пару макак из зала игровых автоматов, хотя сегодня они были одеты по-другому. На них были мешковатые джинсы и балахоны с капюшоном, чем-то похожие на…
— Не понимаю, почему бы просто не уйти, — сказала; телка.
— Лады, — сказал я, потому что мне уже остопиздела и она и ее хамство. — Уйду. Отвалю и не буду больше парить тебя своими насильственными методами. Но только если ты ответишь мне на один вопрос.
— Я не должна с тобой разговоривать. Скоро здесь будет полиция.
— Просто скажи, лежит ли здесь одна телка.
— Нет.
— Да ладно тебе, это моя племянница. Ее мамаша с ума сходит.
— Не могу, — сказала она и покачала головой, упрямо так.
— Да ладно, милая, посмотри в книге, которая у тебя тут лежит. Ее зовут Мона.
— Мона. А дальше как?
— Не знаю. У вас что тут, много Мон?
— Ничего не выйдет, — сказала она, открывая большой красный журнал, вроде того, в котором тебя в школе отмечают. — Мне фамилия нужна.
