Его кожу начало щипать. Свет обжигал его. Он терпел, глядя на Валена. Тот все еще был безмятежен.
Во имя Шингена, он разве он не чувствует боли? Сам Шинген, согласно легендам, не чувствовал ни боли ни страха — но он был воином. Он был величайшим из воинов. Вален был всего лишь хитрым жрецом.
— Ты и не мог слушать, не так ли? — проговорил Маррэйн, нарушив, наконец, тишину. Свет становился нестерпимо горячим. — У тебя есть свой собственный путь. Парлонн был прав. Я хотел бы лишь понять это раньше. Ты убил всех нас!
— Мы все делаем выбор, Маррэйн. Я сделал свой, и он был куда трудней, чем ты можешь себе представить. Ты сделал свой, и он привел тебя сюда. Это тебя назовут Предателем, не меня.
— Мог быть другой путь.
— Да. — горько сказал Вален. — Мог быть.
Свет полыхал над ним, сверкая, иссушая и обжигая. Он взглянул на противоположную сторону и увидел на лице Валена страшное спокойствие, знание, и хуже всего — жалость. Он вскрикнул и вскинул руку.
Вспыхнуло понимание.
Тысяча лет мира. Слова о будущем. Пророчество. сила и знание.
Вален знал, что произойдет. Он знал, что случится. Он знал, что окажется в Кольце Звездного Огня.
И все же он привел Дераннимер сюда, чтобы она увидела это.
— Ты недостоин ее! — крикнул Маррэйн. Его одежда начала дымиться. Жар был почти невыносим. — Ты ее не заслуживаешь!
— Может быть. — ответил тот. — Но это — ее выбор, не мой и не твой.
— Ты не заслужил ее! — в его рту пересохло. Его глотка и глаза стали сухими, словно были засыпаны пеплом.
— Ненавижу тебя! — прорычал он вновь.
— И я ненавижу тебя. — спокойно ответил Вален. Он все так же не замечал жара. — Я ненавижу ваш кодекс чести и ваши обычаи. Я ненавижу вашу манеру радоваться смерти, как чему—то похвальному, чем надо восхищаться. Я ненавижу то, что вы делаете героем того, кто убивает десятки тысяч лишь ради своих амбиций.
Я ненавижу то, что вы отвергаете тех из вас, кто сделал всего лишь одну ошибку. Я ненавижу то, что вы смотрите свысока на всех, кто не такие как вы. Я ненавижу то, что вы так боитесь наступления мира, что пытаетесь разрушить весь мир.
Скольких ты убил? У всех и каждого из них были любимые, были мечты. Им теперь не сбыться. Сколько печалилось по тем, кто пал от твоего клинка? Возлюбленные, дети, родители, братья, сестры, друзья… Сколько слез заставили пролиться ты и такие как ты — просто потому, что вы не видите другого пути?
Будет тысяча лет мира. За это время мы узнаем новые мечты и цели, надежду и любовь. И все это будет возможным, несмотря на все, что ты можешь сделать, на все, что смогут сделать такие как ты. В нашем обществе нет места для убийц. Довольно!
Маррэйн рассмеялся.
— Ты видел недостаточно далеко. И не увидишь! — Теперь он кричал, заглушая давящий звук бьющейся в голове крови. — Будет тысячелетие мира, а потом — я клянусь — будет десять тысяч лет войны! Все что ты построишь — рухнет вокруг тебя и мы восстанем снова. Мы будем нужны вам, и вы будете умолять о нас, и наконец вы поймете что не можете жить без нас!
На миг Вален показался растерянным.
— А когда придет такой день… — проговорил он медленно. — … найдется другой, такой же как я, чтобы принести мир там, куда такие как ты пытались принести войну.
Свет теперь был так ярок, что Маррэйн ничего не видел. Он слышал слова Валена — так, словно они раздавались в его голове, и знал что он проиграл. Вален видел будущее. Он знал то, что случится. Но он видел недостаточно далеко.
Ничто не длится вечно.
Шатаясь от боли, шатаясь от знания своего поражения, Маррэйн качнулся назад. Поток холодного воздуха омыл его, и он упал, скорчившись на твердом, холодном каменном полу.
Он приподнялся, почти ослепший от света, что поглотил Валена.
Все кончено. Мертв. Мертв — но восемью годами позже чем следовало.
— Умри, ублюдок! — прорычал Маррэйн. — Умри!
Свет погас. Кольцо замерло. И в нем стоял Вален, вскинув ввысь руки и подняв денн'бок над головой. Он смотрел на Маррэйна — с жалостью во взгляде.
Теперь Дераннимер перестала плакать. Гнев утих. Страх потускнел. Осталась лишь тупая боль. Ее платье было покрыто пятнами и измазано землей, на лице остались следы слез. Даже вода озера теперь казалась тусклой и замутившейся.
Она услышала шаги, но не обернулась. Их звук вновь пробудил ее ярость. Она вздрогнула и отмахнулась от прикосновения. Она не желала знать — кто победил, кто из них жив, и кто умер. Вален и Маррэйн — теперь она ненавидела обоих.
— Я никогда не пойму тебя. — прошептала она, наконец. — Я никогда не пойму вас.
— Прости. — ответил Вален. — Прости, что причинил тебе боль. Прости, что испортил нашу свадьбу. Прости… за все.
— Маррэйн умер?
— Нет. Он ушел.
— Я люблю его. Я знаю что говорю. Я люблю вас обоих, и порой не знаю, кого же люблю больше.
— Я…
— Не смей мне ничего говорить! Ты смотришь на меня и я знаю что ты думаешь про эту… Кэтрин. Ты сравниваешь меня с ней, смотришь в чем мы похожи, и в чем отличаемся. Я хотя бы честнее. Я люблю вас обоих такими, как вы есть — а теперь ненавижу вас за то, что вы есть. Я не пытаюсь сделать вас… такими как помню.
— Затрас умер.
Она, наконец, повернулась к нему и увидела печаль в его глазах.
— Что?
— И Ра—Хел. Они оба мертвы.
— Как?
Он мотнул головой.
— Прости за все, что я с тобой сделал. Если ты захочешь уйти — я пойму.
— Я не хочу тебя покидать. — ответила она. — Хотела бы. Все было бы проще но я не хочу. Я не знаю, чего хочу.
Он сел.
— Простите ли вы меня, моя леди?
— Не знаю. И никогда не зови меня так. Никогда.
Он кивнул и опустилась тишина. Вода была неподвижна и позади заходило солнце.
В зале повисло молчание, нарушенное лишь тяжелым хрипом дыхания Маррэйна. Он не мог в это поверить. Он знал, что они скажут, знал во что они поверят. Он не знал, как мог выжить Вален. Это могло быть обманом, вмешательством Ворлонцев — даже просто случайностью, но это было уже неважно.
Они запомнят это как чудо. Они видят в нем мессию и спасителя, и это будет всего лишь еще одним подтверждением.
Вален шагнул вперед, глядя на него. Он явно жалел Маррэйна.
Жалость!
