— Что я люблю тебя.
— Моя леди. — прошептал он.
— Нет. Я не чья–то леди. Я твой спутник. Я буду защищать твою спину в бою и знаю, что ты будешь защищать мою. Я отдам свою жизнь в твои руки и полностью доверю ее тебе, и знаю что ты можешь сделать так же со мной. Катренн никогда и ни с кем не найдет этого, и потому мне жаль ее.
Он крепко обнял ее.
Все стало огнем и кровью. Крики умирающих наполняли воздух. Валялись изуродованные и растерзанные тела.
Парлэйн шел среди них со смертью во взгляде. Его мундир был порван, а тело покрыто порезами, царапинами и рубцами. Денн'бок был в крови и том, что служило кровью Изначальным.
Случилось затишье, и оно было долгим. Он и Рикайджи начали думать что все закончилось. Они даже мечтали, что им удасться выжить.
Затем, по их счету — три дня назад, все началось заново. Хуже чем прежде. Более жестоко и безумно. Те кто мог бежать — бежали, но и тогда безумие следовало за ними. Корабль Тамиакинов разрушил сам себя возле самой станции, когда того, кто был внутри, настигло безумие. Он сомневался в том, что на Голгофе остался кто–то, кого не коснулось безумие.
Нет, здесь все же были такие.
Если точно, их было трое.
Он сам.
Примарх.
И творец всего этого.
Он направлялся к покоям ворлонского посла с решимостью и бесстрашием живого мертвеца. Он узнал смерть, он узнал боль и он узнал страх. Он считал что в конце концов безумие коснулось и его, хоть и в меньшей степени.
Он хотел убить двоих и только двоих, Бесцельная резня не для него. Нет, ему нужен точный и холодный расчет единственной схватки.
Он найдет ворлонца и уничтожит его.
А потом он убьет себя.
Кровь Рикайджи осталась на его руках, ее предсмертная гримаса все еще стояла перед ним. Она попыталась бороться с безумием и ей это удавалось долго, достаточно долго, чтобы просить его о морр'дэчай. Достаточно долго, чтобы просить его позволить ей умереть с честью, а не в безумии. Он никогда прежде не видел в ней такого страха. Никогда. И не знал, видела ли она такой же страх в его глазах.
Она опустилась на колени пред ним, и прочертила отметины на лице. Он поднял клинок, желая чтобы это был настоящий дэчай; впрочем — обычай и честь были теми же.
А потом ее глаза стали черны как полночь и она бросилась на него, целясь в лицо скрюченными пальцами.
Она отбила ему руку, сломала по крайней мере два ребра и пыталась выцарапать ему глаза, но в конце концов проиграла.
Она умерла не с честью, не с достоинством — ни с чем, кроме слепоты и безумия.
Он отомстит за нее. Это самое меньшее, что он может сделать.
Он добрался до двери ворлонца и нашел ее уже открытой, криво висящей в проеме.
Свет наполнял комнату, но это не было настоящим светом, больше это было похоже на светящуюся тьму. Он отбрасывал тени на освещенные места, но не освещал теней. Он шептал о безумии, о видениях хаоса, смерти и ужаса.
Неподвижный и безмолвный, посередине комнаты застыл ворлонец, в его настоящем облике, масса яркой энергии, щупальца плывущие в темном воздухе. А точно в центре ее, легко паря в воздухе, ждало существо, какого Парлэйн никогда не видел прежде.
Оно было страшным. Злым. Чудовищным. Парлэйн провел последние месяцы среди Изначальных, с богами и чудовищами, и все же он никогда еще не видел и не знал подобного.
До того как минбарцы старины поднялись к звездам, или даже научились летать, они со страхом рассказывали о демонах, бесах и тварях что прячутся в тенях ночи. Должно быть, они представляли себе именно это.
Парлэйн смотрел не него и вспоминал выжженные залы Широхиды, безмолвные статуи ее прежних хозяев. Никто из них не знал страха, не знает его и он.
Он стиснул зубы и медленно провел рукой по тонкому шраму морр'дэчай на лице.
— Да. — сказал он.
— Смерть.
Позади твари стояло зеркало, такое большое, что занимало почти половину комнаты. Оно не отражало ничего, и больше было похоже на дверь в иной мир, который лежал у подножия высокой башни, под черным, пульсирующим небом.
Чудовище двинулось, управляя ворлонцем, двигая светящееся тело, словно обычную марионетку.
— Смерть! — зарычал Парлэйн, бросаясь в атаку.
Парлэйн никогда не рассказывал об этом бое после.
Но это было сделано, в конце концов.
Это было забавным. Он встретился лицом к лицу с противником, которого не встречал никто. Ни Маррэйн, ни Парлонн, ни Вален, ни его мать или Шинген или даже первые герои легенд.
Он совершил то, чего не совершал и не совершит никто.
Он, в одиночку, победил Смерть.
Ворлонец был мертв, другая тварь бежала по ту сторону зеркала, само зеркало было разбито.
Рикайджи была отомщена.
Задача была выполнена.
Он опустился на колени, и крепче сжал денн'бок.
Он исполнил свою задачу, закончил свою миссию, отомстил за своих друзей.
Он был готов умереть.
— Смерть. — глухо прошептал он.
— На твоем месте я бы этого не делал. — произнес древний голос. Примарх подошел к нему, подбирая полы длинной мантии.
— Тебе не пришло время умирать.
— Не время? Мои друзья мертвы. Моя возлюбленная мертва. Скажи мне, что у меня есть, ради чего стоит жить?
Примарх улыбнулся, кривой, горькой, понимающей улыбкой. Улыбкой того, кто знает ответы на все вопросы кроме одного.
— Твоя племянница. — ответил он.
