2
Зефани вышла из лифта и, раскрыв сумочку, начала искать в ней ключ от квартиры. С кресла жуткого вида, предназначенного скорее для заполнения пустоты на лестничной площадке, нежели для сидения, поднялся высокий человек. Увидев Зефани, приближающуюся к дверям, он пошел ей навстречу. Выражение ее лица изменилось за какой-то миг от полной отчужденности — через попытку вспомнить — до страха.
— О, милый! — проговорила она голосом, который абсолютно не отвечал содержанию сказанного.
— Неужели милый? — иронично спросил молодой человек и нахмурился. — Фактически еще час назад я должен был зайти к тебе. И я зашел.
— Я страшно провинилась перед тобой, Ричард. Я очень…
— Но, оказывается, что ты просто забыла об этом.
— О нет, Ричард, нет, — я помнила об этом еще сегодня утром. Но с тех пор так много всего произошло. И это — ну, просто выскочило у меня из головы.
— Неужели — выскочило? — передразнил ее Ричард Треверн. Этот высокий, крепко сложенный, довольно красивый молодой человек стоял и внимательно смотрел на нее, несколько успокоенный откровенностью ее волнения. — Так много чего? — спросил он.
— Семейные дела, — Пояснила Зефани рассеянно. Она положила руку на лацкан его пиджака. — Не сердись, пожалуйста, Ричард. Я ничего не могла сделать. Мне пришлось внезапно выйти из дому. Это одно из таких дел… — Она снова пошарила в сумочке и, наконец, нашла ключ. — Заходи и садись. Дай мне всего десять минут на ванну и переодевание, и я буду готова.
Он пробурчал, заходя вслед за ней в комнату:
— В эти десять минут входят, и те пять, на которые мы уже опаздываем в театр. Если б это было только десять!
Зефани молчала, неуверенно смотря на него. — О, Ричард! А ты не очень рассердишься на меня, если мы вообще не пойдем? Может, просто пообедаем где-нибудь? Я понимаю, что веду себя по-свински, но сегодня я не в состоянии пойти в театр… Если ты сейчас позвонишь туда, то они еще смогут продать наши места…
Он уставился на нее.
— Семейные дела? Кто-то умер? — спросил он. Зефани покачала головой.
— Просто небольшой шок. Это скоро пройдет, если ты мне поможешь, Ричард.
— Хорошо, — согласился Ричард. — Я позвоню в театр. Так что нет поводов для волнения кроме одного — я начинаю чувствовать голод.
Она положила ему руку на плечо и подставила щеку для поцелуя.
— Милый мой Ричард, — сказала она и направилась в спальню,
Однако после такого неудачного начала вечер уже не удалось повернуть в другое русло. Зефани как-то искусственно стремилась разрядить атмосферу. Она выпила два мартини еще перед тем, как они вышли из дома, и столько же уже в ресторане. Увидев, что это не дает желаемого эффекта, она начала настаивать на том, что, кроме шампанского, ничто не поправит ее настроения, и, хоть это немного волновало Ричарда, шампанское действительно сделало свое дело на какое-то время. В конце обеда ее требования, чтобы принесли двойное бренди, стали такими настойчивыми, что он пересилил себя и заказал его. На этом приподнятость настроения Зефани, вызванная вином, пропала. Она начала хныкать, плакать, требуя еще бренди. Когда он отказал, ей показалось, что с ней плохо обошлись, и она попыталась слезными мольбами вызвать сочувствие у метрдотеля, который в данном случае проявил большой такт, помогая Ричарду осуществить маневр «покидания» ресторана. По возвращении домой, Ричард помог Зефани снять пальто, затем усадил ее в уголке дивана в столовой. Она свернулась калачиком и тихонько заплакала. Он вышел в кухню и вскоре вернулся с кофейником крепкого черного кофе.
— Пей. Все до дна, — сказал он ей, когда она на минуту перестала пить.
— Не насилуй меня, Ричард.
— Пей, — настаивал он, стоя над ней до тех пор, пока она не выпила до конца.
Она снова умостилась в уголке дивана, перестала плакать, успокоилась и через минуту на ее лице не осталось даже следов недавних слез. Только глаза все еще блестели, веки были слегка покрасневшими, а все остальное исчезло бесследно, как бывает только на детском лице. 'И правда, — думал он, глядя на нее, — это лицо ребенка. Тяжело поверить, когда она сидит вот так сгорбившись и теребит свой носовой платок, стараясь не смотреть тебе в глаза, что ей уже больше двадцати пяти лет.'
— Итак, в чем дело? — проговорил он с теплотой в голосе. — Что случилось? Какая беда?
Она только покачала годовой, ничего не ответив.
— Не будь глупышкой, — мягко сказал он. — Такие, как ты, не стали бы напиваться без причины. А тем, которые имеют привычку напиваться, нужны куда большие дозы, чем та, от которой ты опьянела.
— Ричард, ты думаешь, что я пьяная? — проговорила она обиженно.
— Конечно. Ты и есть пьяная. Выпей лучше еще одну чашечку кофе, — сказал он.
— Нет.
— Да, — настаивал он. Насупившись, она выпила полчашки.
— Ну, а теперь выкладывай, — сказал он.
— Нет. Это секрет, — ответила Зефани.
— К черту секреты! Я умею хранить их. Как я могу помочь тебе, когда не знаю, в чем же дело?
— Ты не сможешь помочь мне. Никто не сможет. Это секрет с большой буквы, — сказала она.
— Часто уже то, что ты с кем-то поговоришь, приносит облегчение, — сказал Ричард.
Она долго и внимательно смотрела на него. Затем глаза ее заблестели, наполнились слезами, и она снова начала плакать.
— О боже! — проговорил Ричард и сев рядом с нею на диване, взял ее за руку.
— Послушай, Зеф, милая, — сказал он, — временами вещи приобретают жуткие очертания, а особенно тогда, когда ты остаешься один на один с ними. Давай разберемся во всем вместе, чтобы там ни было, и подумаем, что делать. Это не ты, Зеф, это совсем на тебя не похоже.
Она схватила его за руку, и слезы закапали из ее глаз.
— Я боюсь, Ричард. Я не хочу этого. Я не хочу.
— Чего ты не хочешь? — спросил он, глядя на нее. Она покачала головой,
Вдруг его поведение резко изменилось. Он хмуро взглянул на неё, а потом спросил:
— И ты только сегодня об этом узнала?
— Сегодня утром, — ответила она.. — Но сначала — как бы тебе сказать… сначала это показалось мне чем-то заманчивым.
— О! — простонал он.
Почти минуту они молчали. Потом он внезапно повернулся к ней и взял ее за плечи.
— О боже, Зефи… О Зеф, дорогая… Почему же ты не подождала меня?
Зефани глянула на него каким-то задурманенным, жалобным взглядом.
— Ричард, милый, — проговорила она печально.
— Кто он? — допытывался Ричард с гневом. — Ты только назови мне его, и я, я… Кто это сделал?
— Как кто? — папа, конечно, — сказала Зефани. — Он хотел как лучше, — добавила она миролюбиво.
У Ричарда от удивления открылся рот и опустились руки. Какую-то минуту он стоял ошарашенный, словно его ударили молотком по голове. А когда пришел в себя, хмуро проговорил:
— Кажется, мы говорим о совсем разных вещах. Давай разберемся. Что же оно такое, чего ты так страшно не хочешь?
— Ох, Ричард, не будь злым, — жалобно попросила она.
— К черту все это! Нет, я добрый. Но у меня тоже шок. И теперь единственное, чего я хочу, — знать,
