имею такое же право на открытие, как и твой отец, но сейчас это не имеет значения. Главным — и на этом мы завязли — было внедрить данное открытие. Чтобы понять это понадобилось немного времени. Я надеялась вскоре найти выход, но чем больше я об этом думала, тем больше возникало трудностей. И как раз тогда ко мне пришло понимание того, насколько важно открытое нами вещество. Я не знала, как применить его на практике, но внезапно то, что ты сказала во время одной из наших бесед, навело меня на этот путь.
— То, что я сказала? — переспросила Зефани.
— Да. Мы говорили о том, что женщин обманывают, помнишь?
— Припоминаю. Это была ваша любимая тема, — сказала Зефани с улыбкою.
— И сейчас есть, — ответила Диана. — Ты сказала тогда, что рассказала об этом одной из своих учительниц, и она ответила, что нужно как можно лучше приспосабливаться к условиям, в которых оказываешься, ибо жизнь чересчур коротка, что бы наводить в мире порядок, или что-то в этом роде.
— Я не уверена, что помню это.
— Не имеет значения. Но суть такова. Конечно, подсознательно обо всем этом я знала. Действительно, то, что открыли твой отец и я, — коренным образом изменит всю будущую историю человечества. Я представила себе, как женщины начнут новую долголетнюю жизнь, поначалу и не подозревая об этом. Конечно, спустя какое-то время они узнают, но к этому моменту, я надеюсь, их будет уже достаточно, причем самых достойнейших, для того чтобы оказать влияние на общество. А для этого необходимо собрать группу людей — любую группу, — убедить их, что долголетняя жизнь абсолютно реальна и заставить их бороться за «хомо супериор» (совершенного человека). И вдруг я поняла, как это сделать. Люди, которым будет дана долгая жизнь, не смогут от нее отречься. Они будут упорно бороться за право сохранения ее, Зефани нахмурилась.
— Я, кажется, не все понимаю, — сказала она.
— Ты должна понять, — ответила Диана. — Сейчас ты немного взволнована и расстроена, но ведь ты же не собираешься отказываться от долгой жизни, правда? И ты будешь отстаивать свое право на нее, если кто-то захочет отобрать ее у тебя?
— Да, думаю, что так. Но я знаю, что не хватит сырья. — О, вскоре здесь что-нибудь придумают, как ты уже сама говорила. Главное, что положено начало. Нужны только деньги, чтобы посадить за работу достаточное количество людей, и больше ничего.
— Но согласно отцовскому прогнозу — настанет хаос. — Конечно, хаос будет. Невозможно создать «хомо супериор» без родовых мук. Но это не столь важно. Самое важное — не дать ему задохнуться при рождении. Вот в чем проблема.
— Это мне не понятно. Как только люди узнают, они начнут бороться, чтобы добыть это вещество и продлить свою жизнь.
— Ты говоришь об отдельных индивидах, моя дорогая, но индивиды подчиняются общественным законам.
Трудность состоит в том, что, как мне кажется, как раз законы и станут у нас на пути, вернее, учреждения, оберегающие эти законы.
Дело в том, что большинство учреждений существуют: во-первых, для осуществления администрирования в широком масштабе, и, во-вторых, для сохранения непрерывности своих функций, что дает возможность избежать трудностей, которые возникают вследствие недолголетней жизни членов общества. Наши учреждения — это продукт наших условий, и они призваны пережить наши собственные ограниченные возможности с помощью постоянной смены отработанных частей, или, другими словами, здесь действует система продвижения по службе.
Поняла? Хорошо. Тогда спроси себя, сколько людей поддержит перспективу долгой жизни, скажем, в две-три сотни лет, будучи на положении подчиненных? Будет ли кто-нибудь приветствовать идею о бессменном директоре, президенте, судье, руководителе, партийном лидере, папе, шефе полиции на все двести лет? Обдумай это хорошенько и ты увидишь, что наши учреждения работают так, как они организованы, ибо в основе их лежит положение, что продолжительность нашей жизни составляет где-то около шестидесяти-семидесяти лет. Ликвидируй это условие, и они перестанут функционировать, большинство из них даже утратит основы для своего существования.
— Ну, это все слишком обобщенно, — сказала Зефани с сомнением.
— Подумай еще раз хорошенько. Вот пример. Ты мелкий служащий, конечно, ты захочешь долго жить, пока не поймешь, что это означает протирание штанов на том же месте мелкого служащего и в следующие 50–60 лет, тогда ты не будешь уже уверена, что долголетие нужно.
Или, скажем, ты одна из тех девушек, что выскакивают замуж при первой же возможности, и перед тобой перспектива семейной жизни в течение двухсот лет с партнером, подхваченным еще в юности.
Или возьмем образование. Те поверхностные знания, что удовлетворяют нас сейчас, когда мы живем 50 лет, абсолютно не пригодны для двухсотлетней и более продолжительной жизни.
Таким образом, нас ждет борьба не на жизнь, а на смерть между человеком-индивидом и казенным человеком, в результате же следует ожидать высокого уровня шизофрении.
И это не может быть также делом личного выбора, хотя бы только потому, что каждый, кто выберет долгую жизнь, закроет тем самым продвижение по службе людям, не сделавшим этого.
И поскольку учреждения есть нечто большее, чем сумма их слагаемых, а каждый индивид является одновременно частью какого-либо общественного или профессионального учреждения, то из этого вытекает, что те учреждения, которые постоянно работают над тем. чтобы выжить, всячески будут требовать отказа от лейкнина. Зефани покрутила головой:
— Нет, я не могу в это поверить. Это полностью противоречит нашему природному инстинкту самосохранения.
— Это почти не берется во внимание. Один бог знает, от скольких инстинктов пришлось уже отказаться цивилизованному обществу. Мне думается, что отказ от лейкнина вполне возможен.
— Но даже если бы и существовал официальный запрет, он оказался бы нежизнеспособным, ибо сотни тысяч людей стремились бы обойти закон, — настаивала на своем Зефани.
— Я в этом совсем не уверена, Может, возникнет своеобразный черный рынок, где небольшая группа привилегированного класса за большие деньги будет покупать себе долголетие. Но я не, думаю, что это продолжалось бы долго — власти вмиг ликвидировали бы такое беззаконие.
Зефани повернулась к окну. Несколько минут она наблюдала за маленькими, освещенными солнцем облачками, плывущими по голубому небу.
— Я пришла сюда, немного испуганная за себя, — сказала она, — А также и взволнованная, ибо считала, будто начинаю понимать, что открытие отца — ваше и отца, конечно, — приведет нас в чудесную эру истории человечества. Однако папа думает, что люди будут драться друг с другом за него, а вы думаете, что они будут бороться за его запрещение. Какая же тогда от него польза? Если оно не принесет ничего, кроме борьбы и несчастья, тогда лучше, чтобы этого открытия вообще не было.
Диана поглядела на нее и задумалась:
— Ты не должна так думать, милая. Ты, точно так же, как и я, хорошо знаешь, что в мире господствует все увеличивающийся о каждым днем беспорядок. Мы не держим крепко в своих руках даже те силы, которые сами же и освобождаем, и пренебрегаем проблемами, которые необходимо разрешать. Погляди вокруг — каждый день тысячи новых людей… Приблизительно через сто лет мы очутимся в объятиях голода. Мы будем стремиться отодвинуть самое худшее на день-два, а когда настанет катастрофа, то она будет настолько страшной, что водородная бомба в сравнении с ней покажется благодатью.
Я не преувеличиваю, я говорю о том неминуемом времени, разве что-то будет сделано, чтобы остановить его? — когда человек будет охотиться на человека в поисках еды. И мы позволяем человечеству плестись в этом направлении с животной безответственностью, ибо наша короткая жизнь избавляет нас от возможности дожить до такого. Разве наше поколение волнуется о страданиях наших потомков? Нисколько. «Это их забота, — говорим мы. — Черт побери детей, наших детей — лишь бы нам было хорошо».
Мне думается, что избежать катастрофы можно лишь в том случае, если хоть некоторые из нас смогут жить так долго, чтоб самим испугаться этого. И еще мы должны жить дольше, чтобы получить как можно больше знаний. Мы продолжаем учиться вплоть до старости. А нам нужно время, чтобы добыть мудрость и использовать ее для наведения порядка в мире. Иначе, словно сверхплодовитые животные, мы
