Эмбер дала ей три пенса, подхватила тяжелый кувшин и пошла к дому. В дверях она обернулась:
– Вы завтра придете сюда?
Молочница надела коромысло на плечи и уже отошла на несколько футов.
– Нет, не приду, мэм. Я пока в город не буду приходить. Ведь как знать – а вдруг в доме лежит чумной. – Она снова подозрительно оглядела Эмбер.
Эмбер повернулась и вошла в дом. Брюс лежал так, как она оставила его, но только она вошла, его снова начало рвать, и он попытался сесть. Она поднесла ведро. Его глаза из красных стали желтыми и глубоко запали в глазницы. Казалось, он вовсе ничего не осознавал, не слышал и не видел Эмбер, двигался и действовал только инстинктивно.
Эмбер сделала еще несколько покупок в тот день: купила сыру, масла, яиц, капусты, лука, салата, головку сахара, фунт бекона и немного фруктов.
Она выпила молока, съела кусок холодной утки, оставшейся от вчерашнего ужина но, когда она предложила поесть Брюсу, он не ответил, а когда она поднесла кружку молока к его губам, он оттолкнул ее. Эмбер не знала: то ли настаивать, чтобы он поел, то ли нет – и решила, что лучше подождать прихода доктора, – она надеялась, что доктор пройдет мимо, ее дома. Доктора ходили с тростями с позолоченным набалдашником, чтобы их можно было легко опознать. Конечно, теперь, когда докторов вызывают чуть ли не каждый час днем и ночью, он не скоро явится. Эмбер могла бы сама сходить за доктором, но боялась надолго оставить Брюса одного.
Когда Брюса вытошнило в очередной раз, она заметила в его рвоте кровь. Это страшно напугало ее, и она решила, что больше ждать нельзя: взяла ключи, вышла из дома и направилась по улице туда, где однажды видела вывеску доктора. По пути ей приходилось пробиваться сквозь толпы посыльных, разносчиков и мелких торговцев. Каждая проехавшая коляска оставляла за собой облако пыли, и Эмбер ощутила вкус гравия во рту. Какой-то приказчик отпустил в ее адрес сомнительный комплимент, что напомнило ей о незастегнутом халате; старик нищий с гнойными болячками на руках и лице потянулся к ней, чтобы схватить за юбки. Она миновала три дома с красными крестами над входом и со стражниками у ворот.
Эмбер задыхаясь подбежала к дому доктора и нетерпеливо постучала молотком в дверь, а когда ей не ответили, яростно и долго стала барабанить по ней. Она подхватила юбки и собралась уходить, когда дверь отворила женщина, державшая в руках пузырек с лекарством. Она с подозрением уставилась на Эмбер.
– Где доктор? Мне нужно немедленно увидеть его!
Женщина ответила ей холодно, будто недовольная, что ее потревожили:
– Доктор Бартон на вызовах.
– Пришлите его сразу же, когда он вернется. Дом с эмблемой плюмажа на Сент-Мартин Лейн, вверх по улице и потом за угол…
Она подняла руку и показала, как пройти, потом повернулась и побежала, прижимая руку к левой стороне груди, где ощущала резкую боль. К ее великому облегчению, она увидела, что Брюс по-прежнему лежит, но его рвало еще раз, и опять с кровью.
С нетерпением она стала ждать прихода доктора: сотню раз выглядывала в окно и вполголоса ругала доктора за медлительность. Он явился только к полудню, и Эмбер бегом спустилась с лестницы, чтобы встретить его.
– Слава Господу, что вы пришли! Скорее! – Она бросилась обратно в дом.
Доктор был старым усталым человеком, он курил трубку и не торопясь последовал за ней.
– Поспешность здесь не помажет, мадам.
Она обернулась, резко взглянула на доктора, возмущенная тем, что тот, очевидно, не считает пациента особенно важной персоной. Но тем не менее Эмбер почувствовала облегчение, что доктор все-таки пришел. Он, конечно же, скажет, что с Брюсом, и посоветует, что ей надо делать. Обычно она разделяла распространенное недоверие к врачам, но сейчас была готова верить самым пустым словам любого мошенника и шарлатана.
Она подошла к постели больного раньше доктора, остановилась и ждала, пока тот медленно входил в комнату. Брюс беспокойно метался и бормотал что-то неразборчивое. Доктор Бартон остановился за несколько футов от постели и поднес платок к носу. Минуту он молча смотрел на больного.
– Ну? – требовательно спросила Эмбер. – Как он?
Доктор чуть пожал плечами.
– Мадам, вы просите невозможного. Я не знаю. Бубонная опухоль образовалась?
– Да. Начала расти прошлой ночью.
Она отвернула одеяло, чтобы доктор увидел зловещий шар в паху Брюса, выросший теперь до размера теннисного мяча, обтянутый красной блестящей кожей.
– Эта опухоль вызывает у него боль?
– Я однажды случайно прикоснулась, и он ужасно закричал.
– Образование и рост бубонной опухоли – самая болезненная стадия чумы. Но если опухоль не появляется, больные редко выживают.
– Он будет жить, доктор? Он выздоровеет? – Ее глаза сверкнули.
– Мадам, я ничего не могу вам обещать. Я просто не знаю. И никто вам не скажет. Мы должны признать, что не понимаем этой болезни, – мы беспомощны. Иногда больные умирают в течение часа, а иногда за несколько дней. Иногда смерть приходит тихо, без конвульсий, а бывает, больные кричат от боли. Сильные и здоровые люди столь же уязвимы, как слабые и немощные. Что вы давали ему поесть?
– Ничего. Он от всего отказывается. Я пыталась кормить, но его так часто тошнит, что проку никакого.
