урок, сделали совершенно правильные выводы. Они тут же внедрились в Камбоджу. Мы не отреагировали. Они маршировали по Афганистану, и мы не предприняли ничего, разве что сняли спортсменов с соревнований по легкой атлетике. Итак, сначала Афганистан, потом Пакистан, а следом — Индия. И дело сделано, Артур: весь азиатский континент теперь красный. Уже есть сочувствующие Советам в Мозамбике, Анголе, Эфиопии, Ираке и Сирии. А мы сидим сложив руки. И они думают: «Ну и прекрасно. Давайте посмотрим, а может, они ничего не предпримут и в Центральной Америке»? Они внедряются в Никарагуа, и как мы реагируем? Поправкой Боланда.
— Это уже не поправка, закон.
— Это самоубийство, — возражает Хоббс. — Только дурак или Конгресс не в состоянии увидеть, какое это безрассудство — допускать, чтоб в сердце Центральной Америки оставалась советская марионетка. Глупость несусветная. Мы должны были, Артур, сделать хоть что-нибудь.
— И ЦРУ берет на себя...
— ЦРУ на себя ничего не берет, — перебивает Хоббс. — Вот это я и стараюсь тебе растолковать, Артур. Инициатива создания «Цербера» исходит от самой высшей власти на Земле.
— Рональд Рейган...
— Это второй Черчилль. В критический момент истории он увидел правду, какова она есть, и у него хватило решимости действовать.
— То есть ты хочешь сказать...
— Детали ему, конечно, не известны. Он просто приказал нам повернуть вспять прилив в Центральной Америке и свергнуть сандинистов
— Почему ты все это мне рассказываешь?
— Я взываю к твоему патриотизму, — объясняет Хоббс.
— Страна, которую я люблю, не якшается с отребьем, которое пытками замучивает ее собственных агентов насмерть.
— Тогда буду взывать к твоему практицизму. — Хоббс вынимает несколько листков из кармана. — Банковские отчеты. Депозиты в банках Каймановых островов, Коста-Рики, Панамы... все от Мигеля Анхеля Барреры.
— Мне об этом ничего не известно.
— И корешки счетов — денежки сняты, — продолжает Хоббс. — С твоей подписью.
— Эту сделку я вынужден был совершить.
— Меньшее из двух зол. Вот именно. Я вполне понимаю. А теперь прошу понять нас. Ты хранишь наши секреты, мы храним твои.
— Пошел ты на хрен.
Арт поворачивается и начинает спускаться с холма.
— Келлер, если ты воображаешь, будто мы вот так просто позволим тебе взять да уйти...
Арт вскидывает руку с поднятым средним пальцем и продолжает шагать вниз.
— Нужно же как-то договориться...
Арт мотает головой. Пусть катятся вместе со своим принципом домино, думает он. Что может предложить мне Хоббс, что возместило бы потерю Эрни?
Ничего.
В этом мире не осталось ничего, что можно предложить человеку, который потерял все: семью, работу, друга, надежду, веру в собственную страну, что значило бы для него хоть что-то.
Но оказывается, все-таки можно.
Тут Арта озаряет: «Цербер» не страж, он — проводник. Запыхавшийся, ухмыляющийся, сладкоречивый швейцар, который навязчиво, с жаром зазывает вас в подземный мир.
И устоять вы не в силах.
6
До основания
...все болты и рычаги
Из прочного железа и базальта Массивного;
и створы, скрежеща
На вереях и петлями визжа,
Внезапно распахнулись; гром и лязг
До основанья потрясли Эреб
Кровать сотрясалась.
Тряска вписалась в ее сновидение, а потом проникла в пробуждающееся сознание.
Сев, Нора смотрит на часы, но не может разглядеть цифры: они мелко вибрируют, расплываются перед глазами. Нора тянется поставить часы поустойчивее. Сейчас 8:15 утра. Тут она понимает, что дрожит прикроватный столик. Трясется все: столик, лампы, стул, кровать...
Она в комнате на седьмом этаже отеля «Реджис», в знаменитом элегантном старом отеле на Авенида Хуарес рядом с парком Ла-Аламеда, в самом центре города. Ее привезли сюда как гостью члена совета министров помочь ему отпраздновать День независимости. Прошло три дня, а она все еще тут. Вечерами министр уходит домой к жене. А днем приходит в «Реджис» праздновать свою независимость.
Нора думает: а может, она еще спит? И ей снится сон? Потому что теперь заметно колеблются уже и стены.
Или я заболела? — гадает она. У нее действительно кружится голова, ее поташнивает, и затошнило еще сильнее, когда она слезла с кровати; ходить или даже стоять она не может: пол уходит из-под ног.
Нора смотрится в большое зеркало напротив: нет, лицо у нее не сказать чтоб бледное. Только голова качается, а потом зеркало отделяется от стены, падает и разлетается вдребезги.
Нора защищает руками глаза, осколки больно жалят тело. Тут она слышит шум проливного дождя, но это не дождь, это ливнем сыплются обломки с верхних этажей. Двигается пол, будто аттракцион «металлическая тарелка» в комнате смеха, но сейчас ей совсем не смешно — ей страшно.
Нора напугалась бы еще больше, если б видела, что творится снаружи. Отель раскачивается так сильно, что его крыша ударяет по крыше соседнего дома. Но ударов Нора не слышит. Слышит она тошнотворный глухой треск, потом стена позади кровати обрушивается внутрь комнаты. Нора распахивает дверь и вылетает в коридор.
Мехико сотрясается, словно в агонии.
Город построен на дне исчезнувшего озера, почва тут мягкая, она прикрывает большую тектоническую плиту Кокос, которая постоянно движется. Город и его мягкое подвижное основание располагаются всего в каких-то двухстах милях от края плиты и одной из самых крупных огрехов мира — гигантской Средне-Американской впадины, которая тянется под Тихим океаном от мексиканского курортного
