И он уходит.
К полному неудовольствию шефа.
В приемной секретарша указывает подбородком на скамью ожидания и говорит:
— Оливия Хэтеуэй по твою душу.
— Не сейчас.
— Но она уже
— Я здесь больше не работаю, — говорит Джек. — Теперь пусть она морочит голову еще кому- нибудь.
— Джек?
Она уже за его спиной.
— Миссис Хэтеуэй…
— Уделите мне минуточку?
— Не сейчас, миссис Хэтеуэй.
— Всего одну минуточку!
В руках у нее возникает миска с печеньем.
— Ей-богу, у меня нет сейчас времени, миссис Хэтеуэй.
Не проходит и двух минут, как Джек сидит через стол от нее в комнате 117.
— Миссис Хэтеуэй, — начинает умолять Джек, — сегодня я просто не могу с вами разговаривать. Я очень расстроен. И говорю вам в последний раз: за ложки я платить не буду. Ни сейчас, ни потом.
— Я не по поводу ложек.
Что это она?
— Тогда зачем…
— Я пришла сказать, что меня навестил адвокат, — говорит Оливия. — Мистер Гордон, так его звали, кажется.
— Пол Гордон?
— Вы с ним знакомы?
— Похоже на то.
— Так или иначе, — говорит Оливия, — он пришел просить меня выступить с иском против вас. С коллективным иском.
— С коллективным иском?
— Именно так, — говорит Оливия. Она вытаскивает вязанье и принимается за работу. — Он сказал, что у него имеется двадцать, если не больше, обманутых вами клиентов, которые собираются сообща выступить против вас с иском и обвинить в уголовно наказуемых деяниях. Он утверждал, что мы можем выиграть и поделить потом миллионы долларов.
— Он называл вам кого-нибудь из этих двадцати?
— Всех я не помню, — говорит Оливия, — но там были мистер Вэйл, мистер Боланд, кажется, миссис Веч…
— Веччариос?
— Да, — говорит Оливия. — И мистер Азмекян.
— Мистер Азмекян? — переспрашивает Джек.
— Да.
—
— Нет, — говорит она. — По-моему, он назывался Казимир.
Джек сидит и слушает, как она перечисляет ему претензии, которые он отверг за последние семь лет. Как будто она зачитывает список его грехов.
Изловить всех этих людей, думает Джек, Гордон мог, лишь получив доступ к моим бумагам.
Он слышит слова Оливии:
— Мистер Гордон очень хотел, чтобы я участвовала в групповом иске. Он даже предлагал мне акции «Вествью».
— Какие акции?
— Компании «Вествью», дорогой. Между нами, конечно.
— И что же вы ему сказали? — спрашивает Джек.
Оливия поднимает глаза от вязанья:
— Сказала, чтобы убирался к чертовой матери. Печеньица?
— Да, мэм. Я возьму штучку.
Голубые глаза глядят на него очень серьезно.
— Я умею распознавать подонков с первого взгляда, — говорит она. — Вот с сахаром, ваше любимое.
— Очень вкусно.
— Ну а теперь о ложках…
99
— Итак? — спрашивает Летти.
— Итак, что? — говорит Тони.
Не прерывая своей чечетки.
На пареньке обычный костюм вьетнамских гангстеров — черные «левайсы», черные сапожки с отворотами, черная кожаная куртка. Сколько у нас на градуснике? Семьдесят в тени? Черная кожаная куртка в августе…
Летти это не нравится.
—
— Насчет Трана и До.
— Серьезно?
— Они работали на русских, — шепчет Тони.
— Так, — говорит Летти. — Тоже мне открытие.
— Нет, — говорит Тони, — они работали на
Тут уже Летти навостряет уши.
— Как это они вышли на эту банду?
— Ну, может быть, через машины, которые мы для них делаем… — говорит Тони.
— Вот как?
— Ну, короче, — говорит он, как бы уходя от разговора на более общие темы, — Тран и До выполняли одно поручение этих русских. Двое русских пришли и сказали, что им нужны люди и грузовой фургон.
— Для чего?
— Подогнать фургон, забрать груз в одном доме, отвезти по адресу, а фургон похерить.
— Что за
— Они с парнями поговорили, потом позвонили и оставили адрес.
— Какой?
— Блафсайд-драйв, тридцать семь.
Летти чуть не падает. В ночь убийства Памелы двое пропавших потом вьетнамцев из криминогенных слоев забирают из ее дома какой-то «груз»!
— Так вот, они угнали грузовой фургон «Разборной мебели Паладина», в ту же ночь поехали по адресу и не вернулись. Теперь вы знаете столько же, сколько и я, и больше ни о чем не расспрашивайте.
— Что это были за люди?
— Не знаю, — скулит парень, — новые какие-то, не те, что всегда.
— А есть и «те, что всегда»?
