Зимняя гонка Фрэнки Машины

Оно стало еще нестерпимее, когда Майк, вернувшись с короткой прогулки, отвел Фрэнка в сторону и прошептал:

– Надо поговорить.

Было видно, что он не в себе.

Майк Риццо, который никогда не терял самообладания, был не в себе.

– Бап, – сказал Майк.

– Что Бап? – переспросил Фрэнк дрогнувшим голосом, так как уже все понял. Его вдруг замутило.

– Бап снюхался с федералами. У него жучок.

– Нет, – покачал головой Фрэнк. Но он знал, что это правда. Смысл был в том – Бап наконец-то нашел способ получить главенство в Лос-Анджелесе, чтобы скооперироваться с федералами и отправить семью за решетку. Когда вместо него боссом сделали Тони Дранья, он решил пойти в разнос.

– Как ты узнал? – шепотом спросил Фрэнк. Дорнер спал в своей спальне, однако осторожность не мешала.

– Ребята его вычислили. Они подкинули ему какую-то дезуху, ну и федералы попались.

И теперь, сказал Майк, Лос-Анджелес выясняет, кто из ребят Бапа пошел по его стопам.

– Фрэнк, ты думаешь, они всех нас поубивают?

Майк был не в себе, паранойя качала адреналин.

– А что, если Бап и нас сдал?

– Нет, – ответил Фрэнк, не желая расставаться с надеждой.

– Откуда нам знать? Что будет, если он нас сдал? Вспомни ДеСанто, Стара…

– Тогда нас бы уже арестовали. Федералы не медлят с предъявлением обвинения, если это касается убийства.

Это логично, если Бап в самом деле стремился избавиться от Лос-Анджелеса, сдав тамошних федералам, и поставить вместо них семью Сан-Диего. Наверняка именно поэтому ни одному парню из наших не было предъявлено обвинение. Бап всегда мечтал управлять Калифорнией из Сан-Диего.

– Мы станем во главе команд, – сказал Фрэнк.

– О чем ты?

Фрэнк еще раз проанализировал план Бапа и повторил:

– Бап поставит нас во главе команд в своей новой семье. Он охранял нас от обвинений, охранял от своих жучков.

– Значит, хочешь сказать, нам еще надо его благодарить?

– Да.

– Мы обязаны ему жизнью? Ведь мы об этом говорим.

Майк был прав. Фрэнку никак не хотелось это признавать, но Майк был совершенно прав. Или – или. Или они откажутся от Бапа, или поплывут с ним в одной лодке.

Но пока лодка шла ко дну.

Вот такие дела. Вечера в роскошном узилище Дорнера становились все тягостнее. Теперь еще двое мужчин напряженно гадали, убьют их или нет, и старались не думать об этом, с тревогой наблюдая, как другие парни отказываются от их босса.

В конце июля пришло сообщение.

Джимми Хоффа исчез.

Итак, подумал Фрэнк, Чикаго и Детройт оказались ловчее. И он навсегда запомнил: если конфликтуют старые связи и деньги, ставить надо на деньги.

Дорнер вздохнул с облегчением и выгнал обоих ребят из своего дома.

Зато теперь им не очень-то хотелось уходить. В доме Дорнера никто не посмел бы их убрать. А вот снаружи – другое дело. Фрэнк отправился к себе, но ночью спал плохо.

В десять часов утра из своей телефонной будки позвонил Бап и приказал немедленно явиться, мол, у него есть новости. Фрэнк встретился с ним на набережной. Бап стоял около мольберта. Он рисовал. Он сиял.

– Меня сделали consigliore,[14] – сказал Бап.

Он не скрывал своей гордости.

– Cent' anne, – проговорил Фрэнк. – Поздновато спохватились.

– Это не босс. Не то, чего мне хотелось, но все-таки почетно. Это признание, ты меня понимаешь?

Фрэнк едва не заплакал. Наверное, Бап всю жизнь мечтал, чтобы кто-то сказал «молодец» и похлопал его по спине. Не так уж и много. Однако Фрэнк понимал, что это значило. Все равно что яд в леденце, снотворная таблетка, убаюкивавшая Бапа и внушавшая ему чувство безопасности.

Смертный приговор.