от моего лица.
— Заскочи ко мне, когда отделаешься от колов, — шепнула она. — Мы сможем сравнить наши наблюдения. — Сделав это загадочное предложение, Сондо удалилась к себе.
Две девушки из парфюмерного отдела вышли из кабинета, где снимали отпечатки пальцев, и, шепчась, прошмыгнули мимо меня. Я перешагнула порог и увидела, как Елена Фарнхем надавливает пальцами на соответствующие карточки. За ней стоял Оуэн Гарднер; он был явно взбешен, воспринимая происходящее как личное оскорбление.
По дороге к двери Елена сочувственно мне подмигнула и прошептала:
— Я тебя подожду.
Тони, увидев меня, кивнул, затем перевел взгляд на Оуэна.
— Послушайте, — резко проговорил он. — А как насчет Карлы Дрейк? Почему у нее не снимают отпечатков?
Гарднер вытер пальцы и поднял голову.
— Это еще зачем? — возмутился он. — Уж она-то может иметь никакого отношения к делу.
— Кто такая Карла Дрейк? — заинтересовался детектив.
— Манекенщица с моего этажа, — ответил Гарднер. — Не думаю, что за те три месяца, что она у нас работает, Карла вообще разговаривала с Монтгомери; разве что пару раз обмолвилась с ним словечком.
Тони пожал плечами.
— Может, оно и так. Но Карла постоянно ошибается в нашем отделе, у нее какие-то дела с Сондо Норгор.
Детектив кивнул.
— Позвоните на четвертый этаж и попросите ее прийти сюда.
Гарднер неприязненно взглянул на Тони и вышел из кабинета.
Процедура не заняла много времени, но я едва осознавала, что происходит. Слова Тони воскресили в моей памяти тот давний — а ведь это было только вчера! — эпизод, когда я наткнулась на Монти и Карлу коридоре. Если то, что говорит Оуэн, правда, как объяснить интимную сцену, свидетельницей которой я оказалась?
Елена ждала меня у двери, и мы с ней пошли к Сондо. В ее кабинете, как обычно, играл граммофон, но на этот раз звучал не Равель, а Кол Портер. «Станцуем бегуэн». Впрочем, эффект был один и тот же: чувство меланхолии.
Мне стало не по себе от этой музыки.
— Сондо, неужели у тебя не найдется пластинки повеселее?
— А я не расположена веселиться, — огрызнулась она. — Я помню, что Монти умер, даже если вы все об этом забыли.
Я взглянула на нее с удивлением. Это было так не похоже на Сондо — демонстрировать свои чувства.
Она стояла на стремянке с кистью в руке и прикрепляла к стене большой лист плотной бумаги. Сондо работала над задником для одного из красных окон, которые проектировал Тони.
— Цвет года — красный! — насмешливо провозгласила Сондо и нанесла на бумагу жирный мазок алой казеиновой краски.
Кабинет Сондо выглядел таким же неприбранным, как и она сама. Стол завален кусками бумаги, рулонами ткани и холста. На полу валялись разбросанные кнопки, молоток угрожающе балансировал на краю полки. К кульману прикреплен незаконченный набросок, забрызганный чернилами.
Комната давала полное представление о ее хозяйке. За время службы в магазине Монти сумел внести большую упорядоченность в работу отдела, однако Сондо отстояла свое право на безалаберность. Она являлась классным специалистом и довольствовалась маленьким жалованьем, поэтому разумнее было оставить ее в покое.
Мало кому удавалось командовать Сондо. Она как кошка, гуляла сама по себе, делала то, что считала нужным, и имела взрывной темперамент. Наталкиваясь на противодействие, она готова была смести все на своем пути. Даже Оуэн Гарднер ее побаивался, и я могла бы припомнить не один случай, когда Сондо, прибегнув к защите Монти, заставляла отступить самого начальника отдела высокой моды.
— Ты сказала, что хочешь меня видеть, — напомнила я Сондо. — Выяснила что-нибудь новенькое?
— Никаких новостей, — ответила она. — Наш друг Геринг околачивался здесь все утро и прожужжал мне уши рассказами о своей фотографической памяти. Бьюсь об заклад, что он прав и Крис вообще не приходила на третий этаж. Геринг запечатлел в своей пресловутой памяти прилавок парфюмерного отдела, пока шел допрос вчера вечером, и сумел перечислить названия всех флакончиков, баночек и пудрениц, выставленных на витрине. Притом по порядку, как они там стояли. Поэтому я и решила, что Крис темнит.
— Зачем ей это нужно? — спросила я.
— Знаешь что, — гнула свое Сондо, — нечего делать из меня дурочку. Я общалась с Монти достаточно тесно, чтобы кое-что понять. Он не любил Крис. Да и что привлекательного мог он в ней найти? Большая неуклюжая девочка, симпатичная, но пустая и безмозглая.
— Что ты на нее так взъелась? — возмутилась я. Сондо села на верхнюю ступеньку стремянки и ткнула в мою сторону кистью.
— Как только ты можешь изображать достоинство и благородство по отношению к женщине, которая исподтишка умыкнула у тебя жениха? Да я бы на твоем месте от одного ее вида…
— Если ты собиралась поговорить со мной только об этом, — оборвала ее я, — тогда я пошла.
Елена тем временем рассматривала рисунок, лежавший на чертежном столике Сондо; она подержала его в руках, затем перевернула и положила обратно, ни сказав ни слова.
Сондо спохватилась.
— Нет, я собиралась с тобой поговорить не только об этом. Я считаю, что сейчас самое время узнать правду об их браке. Слабоумные копы никогда до нее не докопаются. Монти был сам не свой перед женитьбой, и, если нам удастся выяснить, что его тревожило, мы получим в руки ключ ко всему делу. А завладев ключом…
Я взглянула на Сондо снизу вверх. На ее уродливом маленьком личике появилось такое мстительное выражение, что я обомлела. В моем мозгу промелькнула догадка, но, прежде чем я успела се сформулировать, Елена произнесла:
— Значит, ты тоже принадлежишь к числу женщин, любивших Монти. — Это даже был не вопрос, а констатация факта.
Сондо восприняла сказанное крайне болезненно.
— Не будь идиоткой, — огрызнулась она и яростно заработала кистью.
Мне снова стало не по себе. Для меня не было секретом, что Монти пользовался успехом у женщин; кроме того, я догадывалась, что он находил удовольствие в сознательном обольщении тех, к кому не испытывал никаких чувств. А Сондо, что там ни говори, была женщиной. Но если Монти так поступил — а он должен был понимать, на что идет, — то…
Я повернулась к двери и увидела стоявшую на пороге Карлу Дрейк. Трудно сказать, давно ли она там находилась и какую часть нашего разговора могла услышать. На ней был великолепно скроенный зеленовато-голубой костюм, подчеркивавший достаточно округлые линии ее фигуры и выгодно оттенявший белизну ее кожи и серебристые волосы. В ее облике было нечто, заставлявшее усомниться в том, что Карла реальная женщина из плоти и крови.
Она вошла в комнату как сомнамбула; как будто она никого из нас даже не заметила, направившись прямо к граммофону. Рядом с ним стояла какая-то коробка, и Карла уселась на нее, сложив свои изящные руки на обтянутых юбкой коленях. Ее голова запрокинулась назад, серебристые волосы свесились ниже плеч, в глазах застыло выражение мечтательной отрешенности.
Сондо посмотрела на нее сверху и резко распорядилась:
— Карла, выключи граммофон!
Манекенщица не выказала никаких признаков того, что услышала требование хозяйки кабинета; она
