них слышалось бормотание японцев и шум потока внизу, так называемой чистой воды, давшей название замку Кийомицу.
— Это так прекрасно, что аж больно, — тихо промолвила Лори, и Марсия сжала ее руку. Для них красоту этого дня и этого места усиливало присутствие Джерома и его почти нежное отношение к ним.
Они обошли главные здания дворца, взобрались еще выше, к каменным тории, меж двух рычащих каменных псов. На вершине холма было здание поменьше. Там пожилая японка подергала пеньковую веревку колокола и трижды прохлопала в ладоши, чтобы привлечь внимание бога. Потом она склонила голову в молитве, ладони ее были сложены вместе в жесте, используемом при молитве людьми разных вероисповеданий.
Позади дома находились небольшой садик и пруд с островом в центре и ведущим к нему мостом. Большая черепаха лениво грелась на скале, и она лишь немного втянула голову, когда они проходили мимо. Джером нашел низкую стену, на которой они могли посидеть одни, вдали от толп посетителей. Послеполуденное солнце заливало все вокруг, освещая крыши дворца и каменные фонари, ярким светом сияя в вишневом цвете.
В этот момент чувства переполняли ее, и Марсия вложила свою руку в руку Джерома, нежно склонившись на его плечо. Он сжал ее руку, но взглянув на него, она увидела, что он наблюдает за Лори.
— Скажи мне, — обратился он к дочери, — ты знаешь, почему самураи выбрали цветы вишни своей эмблемой?
Лори отрицательно покачала головой, и он продолжил легким небрежным тоном, но за этой легкостью чувствовалась настороженность, как будто он за чем-то следил.
— Вишневый цвет опадает в расцвете своей красоты вместо того, чтобы медленно увядать, как другие цветы. В старину воин-самурай считал почетным умереть на вершине своей карьеры вместо того, чтобы стареть, когда минуют дни его славы.
Марсия оглядела пенящееся море цветов и подумала вслух.
— Это хорошо для вишневого цвета и красиво как романтическая традиция. Но я надеюсь, что сейчас японцы ее не придерживаются.
— Они ее придерживались во время войны, — сказал Джером, — есть японская пословица: «Вишневый цвет — лучший из цветков, солдат — лучший из мужчин». По традиции считается, что подобно вишневому цвету, солдат рождается для того, чтобы умереть на вершине своей карьеры. Японских солдат учили умирать. Возможно, что в этом беда Ичиро Минато. Его учили умирать, а он не умер. Я думаю, что теперь он чувствует себя обесчещенным, как будто у него нет права быть живым. Марсия, он тебя когда- нибудь беспокоил? Я имею в виду Минато.
Этот неожиданный вопрос удивил ее.
— Он даже никогда не говорил со мною, — ответила она, — почему-то она не хотела упоминать те случаи, когда Минато так странно на нее смотрел.
От этого разговора о солдатах и о смерти на светлый день словно набежала темная тень. Марсия встала со стены, надеясь изменить ход мыслей Джерома, если они уйдут отсюда. Но он легонько коснулся ее руки, останавливая ее, и обернувшись, чтобы взглянуть ему в лицо, она почувствовала, как в нем растет напряжение, которое неожиданно испугало ее. Ей так не хотелось, чтобы что-нибудь испортило этот чудесный день, нарушило ощущение единения с Джеромом.
Но он настаивал, и она почувствовала в его голосе насмешку, которой не поняла.
— Ты думаешь, что все совершенно прекрасно, не так ли? — спросил он. — Но давай проверим. Закрой глаза и прикрой их руками. Закрой глаза, Лори.
Марсия не закрыла глаза. Она с возрастающим беспокойством глядела на мужа. Но Лори послушно закрыла глаза и беспечно стояла в ожидании сюрприза, каким бы он ни был.
— Ты можешь услышать самолеты? — спросил отец. — Нет, держи глаза закрытыми. Это самолеты военных лет, Лори. Может быть, самолеты из будущего. Теперь ты их слышишь?
Лори сразу приняла условия игры и взволнованно ответила:
— Да, я слышу их, папочка. Их много летит. Они летят через горы к Киото.
— Тогда слушай! Слушай — и ты услышишь команду «Сбросить бомбы!» Теперь они падают, неумолимо, как смерть. Одна упала, и погиб Кийомицу — погибли цветущие вишни, дворцы и люди.
Шок вывел Марсию из оцепенения.
— Прекрати! — закричала она. — Что ты делаешь?
Но было поздно. Волнение перешло в ужас на лице Лори. Она открыла глаза и огляделась вокруг так, будто все изменилось перед нею, как будто она видела дымящиеся развалины, опустошение и смерть.
От неожиданности, с которой разрушился вокруг них мир цветущих вишен, Марсии стало нехорошо. Перемена ощущений была слишком внезапной, слишком жестокой. Она обняла Лори рукою, пытаясь снять боль и растерянность, охватившие ее дочь и придавшие ее лицу выражение взрослой женщины.
— Не верь ему — он только играет! — воскликнула она, стараясь, чтобы ее голос звучал легко и весело, хотя она не чувствовала ни того, ни другого. — Никто никогда не бросал бомбы на Киото, Лори. Никто не хотел разрушить эту красоту и эти произведения искусства. Киото все еще остается старой Японией.
Джером не обратил на нее внимания.
— Но это могло случиться, Лори. Это могло случиться в любой момент. Когда ты смотришь на людей, ты должна помнить об этом. Ты должна помнить, что стоит за этим. Они могут создать красоту, но они могут и разрушить ее. Не доверяй им так легко, Лори. Не отдавай им так легко свое сердце.
Марсия с отвращением увидела в нем новую губительную навязчивую идею, которая не только могла нарушить покой других людей, но и разрушала его самого.
В ней начала подниматься горячая волна гнева. Она должна как можно скорее поговорить с ним наедине, поговорить о той чудовищной вещи, которую он только что сделал. К счастью, Лори по натуре была веселой и жизнерадостной. Она скоро забудет об этом эпизоде и опять станет собой. Но сможет ли она, мать Лори, забыть об этом? Несмотря на весь свой гнев, Марсия почувствовала себя больной и разбитой.
Казалось, что Джером видел отвращение в ее глазах, и он улыбался, как будто, это доставляло ему удовольствие, хоть он и сделал вид, что извиняется.
— Извини, дорогая. Может быть, мне лучше оставить мои маленькие фантазии при себе. Пойдем полюбуемся остальной частью дворца. Я хочу, чтобы ты познакомилась с драконом, Лори.
Но день утратил свою красоту. Лори мрачно шла рядом с отцом, когда они направились к главным воротам дворца. Яростно оскаленный дракон сунул голову в фонтан, но если раньше такой замечательный бронзовый дракон доставил бы ей удовольствие, то теперь она смотрела на него серьезно и не улыбалась. Посетители дворца задерживались перед фонтаном, чтобы зачерпнуть воды деревянным ковшом, омыть свои губы и ладони и символически очищенными войти в буддийский храм.
— Давайте пойдем домой, — вдруг сказала Лори, и на этот раз она повернулась к матери. — У меня в животе нехорошо.
Меньше всего Джером любил общество больных детей. Он с готовностью отправился за машиной, и Марсия села на заднее сидение с Лори на коленях. К тому времени, когда они добрались домой, девочка почувствовала себя лучше. Но на ужин она не захотела ничего, кроме молочных тостов и фруктов, и на всякий случай Марсия уложила ее в постель сразу после еды. Лори попросила разрешения посмотреть книги, поэтому Марсия устроила ей освещение и сложила кучу книг на столик у кровати. Потом она отправилась на поиски Джерома.
Он был в своей комнате и на ее стук пригласил войти. Казалось, что ее вид как-то странно его забавлял; он встал и принес для нее кресло к письменному столу, за которым сидел сам.
— Сегодня вечером ты выглядишь больше похожей на мать, — усмехнулся он. — На мать, готовую к битве. Я не уверен, что это тебе идет.
— Дело не шуточное, — серьезно сказала она. — Я пыталась найти оправдание твоему поступку, потому что ты не слишком много знаешь о детях. Ты много лет не общался с американскими детьми, и ты определенно не знаком с собственной дочерью.
Он вздохнул и постучал пальцами по лежавшим на столе бумагам.
