догадалась об этом даже раньше.
Я слушала с тревогой, хотя и не подозревая, куда она клонит.
— Я решила сообщить вам всю правду, — объявила свекровь. — Нельзя больше хранить эту тайну. Если моего мужа застрелил капитан Обадия, то вы все равно дочь убийцы, потому что вы не дочь Натаниэля Хита, вы дочь капитана Бэскома!
Я уставилась на нее, не понимая, не желая понимать, о чем она толкует. А она продолжала едва ли не весело:
— Я всегда это подозревала, видела, что происходит между капитаном и вашей матерью. Она играла всеми, как хотела, дразнила ухажеров.
А сама потеряла голову из-за Обадии. В те дни женщины липли к нему, как мухи на мед. Она тоже не устояла, как и остальные, вот он и затащил ее в постель. Но не женился на ней — не захотел. Он всегда говорил, что семья не для него, что ему нравится иметь жену в каждом порту. Вот она ждала и ждала много лет, что он на ней женится, и ни за кого другого не выходила. Обадия и был отцом ее ребенка, хотя сам понятия не имел, что она забеременела. Гордости-то у нее было хоть отбавляй, так что она не побежала к нему умолять не бросать ее в беде. Нет, она приглядела Натаниэля Хита — мягкого, доброго человека, которого так легко было использовать. — Голос миссис Маклин звенел презрением. — К нему-то она и побежала со своей бедой. И конечно, он на ней женился.
Я онемела и не верила своим ушам. Наверное, выражение моего лица доставило миссис Маклин немало удовольствия, потому что она снова натянуто улыбнулась и продолжала тем же фальшиво-веселым тоном:
— Капитан Обадия чуть не рехнулся от злости, когда Карри возьми да и выйди за Натаниэля. Не думал, что она способна бросить любовника или что придет время, когда он не сумеет играть ею по своей прихоти. А потом, когда должен был родиться ребенок, Обадия прекрасно понял, что событие должно произойти слишком уж скоро, и, значит, сообразил, кто отец. Когда настала пора, Натаниэль находился в море, а Карри совсем занемогла. Вот Обадия и привез ее сюда и окружил заботой, да поздно было. И она умерла в этом доме через несколько дней после вашего рождения.
Я слушала, и мне казалось, что миссис Маклин крючковатыми пальцами в клочья рвет и мое детство, и нежную любовь между моим отцом и мной и между мной и моей теткой, и клочья эти разлетаются по ветру. Вся моя жизнь клочками разлеталась по ветру — ненастоящая, бумажная жизнь. Я уже не сомневалась в том, что моя свекровь говорит правду. Слишком правдоподобно звучал ее рассказ.
— Я угадала истину, — продолжала миссис Маклин. — Только не до конца была уверена, пока не прочла об этом — черным по белому — в письме Карри, которое она написала за день или два до смерти. Письмо было к Обадии, я нашла его и отдала ему. Она так и написала, что он отец ребенка и что Натаниэль женился на ней, зная об этом. Так что капитан не только сам об этом знал, но и прочитал в письме. Я-то все эти годы молчала. Даже когда поняла, что он пригласил вас сюда, потому что хотел увидеть, какой выросла его дочь. Я молчала — даже Броку не сказала ни словечка. Но я никогда не думала, что Обадия зайдет так далеко и оставит вам все свои деньги.
Теперь я поняла, зачем капитану Обадии понадобилось, чтобы я вышла замуж. Тогда он мог бы, даже изменив завещание в пользу Брока, оставить меня хорошо обеспеченной. Так ему казалось. Только он решил подстраховаться, составив сначала другое завещание, где я значилась его прямой наследницей. Но я не могла, не желала думать о нем как о своем отце! Никогда!
— Когда корабль вернулся домой, Натаниэль примчался и забрал вас, — снова заговорила Сибилла. — Даже Обадия не мог его удержать. Натаниэль знал, что Карри не хотела, чтобы Обадия растил ее ребенка. По закону Натаниэль был вашим отцом, так что Обадия не мог ему препятствовать, не опорочив при этом имя Карри и ваше. Принципы у капитана были своеобразные, но все-таки были. Уж так он радел за ее доброе имя! Как будто оно у нее было, у этой… Вот так и вышло, что Хит забрал вас к своей сестре в Нью- Йорк и там воспитал.
Я не могла поверить, не могла смириться и все же сидела и молча смотрела на пожилую женщину, которая в четверть часа развеяла по ветру мое счастливое прошлое.
Вдруг ее лицо озарилось новой мыслью.
— Если вы рассказали мне правду о письме с признанием, значит, Обадия на свой лад отомстил Натаниэлю! Он позволил ему взять на себя вину за собственное преступление. Может быть, надеялся заполучить вас, когда Натаниэль попросит помощи.
Это я уже поняла. Капитан Обадия, должно быть, сказал Натаниэлю; 'Отдай мне мою дочь, и я спасу тебя'. Но Натаниэль Хит спокойно стоял на своем и согласился расстаться с морем, лишь бы не отдать меня в руки Обадии. И в конце концов Обадия все-таки оградил его от судебного преследования — не решился ради низкого обмана отправить друга в тюрьму. Натаниэль уехал к сестре и ко мне, поселился с нами и не выходил в море до конца жизни.
— Мистер Осгуд упомянул о письме, которое, как обещал капитан, все объяснит, — медленно проговорила я. — Интересно, может быть, Обадия имел в виду не только свое признание, но и письмо моей матери? Вы не знаете, что с ним стало?
Миссис Маклин поджала губы.
— Это письмо больше не имеет никакого значения. Оно давным-давно достигло своей цели. Кажется, капитан его сжег.
Ее настойчивое отрицание заставило меня задуматься. Слишком усердно старалась она меня убедить в том, что письмо, проливающее свет на неожиданную тайну моего рождения, пропало.
— Ладно, спрошу у вдовы капитана, — сказала я. — Может быть, письмо у нее.
Я закрыла глаза — от шквала мыслей закружилась голова. Невозможно было сосредоточиться на картине целиком, меня занимали какие-то мелочи. Вот всплыла еще одна деталь.
— В день, когда я приехала в этот дом и оказалась в этой комнате, вы сказали, что мой отец, то есть Натаниэль Хит, застрелил вашего мужа. Вы хотели, чтобы и я, и Брок поверили, что я — дочь убийцы. И снова подчеркнули это сегодня ночью. А ведь это было не важно, раз вы знали, что я — дочь Обадии. Так почему же…
Она впилась в меня злобным горящим взглядом и прошипела:
— Вы — дочь Карри Коркоран. И пусть вам будет больно. Мне ничего другого в жизни не надо.
Как глупо было с моей стороны рассчитывать, что Сибилла Маклин переменится. Я встала и как слепая побрела к двери.
А ее голос язвил вдогонку:
— Теперь-то уж известно точно: вы и впрямь дочь убийцы — если только признание капитана действительно существует. Вы — дочь человека, который убил отца Брока. Вот вернется он домой — мы с вами вдвоем его и порадуем…
Не помню, как я добралась до своей комнаты. Стоя у окна и глядя на скалистую косу, погруженную в море, я сказала себе; 'Натаниэль Хит — не отец мне. Я дочь человека, совершившего убийство и позволившего человеку лучшему, чем он, взять на себя вину. Я дочь человека, соблазнившего мою мать и не женившегося на ней. И все это в моей крови. Их грех падет на меня'.
Как же мне не хотелось этому верить! И как хорошо, что в минуты потрясения природа защищает нас. Когда наваливается слишком много бед, человек просто не способен осознать их все сразу. А когда он уже в состоянии это сделать, душевные раны успевают немного затянуться. Наверное, самое сильное страдание приходит потом, когда мы уже способны принять его и жить с ним.
Так мне тогда казалось. Я была просто ошеломлена, не понимала до конца всего, что со мной происходит. Мысли уходили в сторону, вспоминались какие-то мелкие несделанные дела.
Мне казалось, что в первую очередь надо узнать, вернулась ли домой Лорел. Потом пойти к Лиен и забрать письмо моей матери. Только это было по-настоящему важно. Может быть, в нем я найду нить истины, на которую потом сумею заново нанизать бусины своей жизни.
Стоя у окна и глядя на маяк и скалы у моря, я вдруг прислушалась. Что-то изменилось, произошло что-то странное… Я не сразу сообразила, что собака перестала выть. Интересно, подумала я рассеянно, неужели пес наконец примирился с отсутствием хозяина?
И тут раздался хриплый лай. Люцифер лаял со стороны маяка. Я пригляделась и, к своему ужасу, увидела, что Лорел вышла на прогулку, ведя на цепи это страшное отродье собачьего племени. Но не
