выпал.
А вот этим его проняло. Остановился, шрам зачем-то потрогал.
— Позвольте спросить, господин граф?
— Спрашивай. И… давай без этого графа. Непривычен я к нему. Товарищ старший сержант, а лучше просто — Сергей. И на «ты».
— Как прикаже… прикажешь, Сергей.
— Ну а тебя, товарищ старший десятник, как величать? — спрашиваю. — Шаркуном все время… неудобно как-то.
— Иногда, — улыбается товарищ старший десятник, — я отзываюсь на имя Ралль.
Ралль, значит. Забавно, почти как Ральф звучит. Не запутаться бы.
— Так что за вопрос-то?
— Может, господин непривычный граф недостаточно осведомлен… в королевской армии трудно стать десятником, а старшим десятником еще труднее.
— И?
— Следом за старшим десятником идет сотник, — продолжает Ралль. — Чин, дающий право на герб… на родовое имя.
— Дворянство, в смысле? — уточняю.
— Да.
Ну да, припоминаю, у нас тоже что-то подобное было. Петр Первый ввел. Как там эта штука называлась — Табель о рангах? Только там сначала личное дворянство давалось, а до потомственного дослужиться — это если крупно повезет. У нас на улице жил один… аккурат перед Октябрем прапорщика получил. Напился он однажды до синих чертиков, так что поперек улицы на четвереньках полз и все орал, чтобы его «их благородием» называли. Хорошо, мужики душевные попались — сволокли их благородие в сторонку, под забор.
— Так что за вопрос-то?
— Это ж какого дракона, — тихим таким, напряженным тоном спрашивает Ралль, — какого черного магистра угробить нужно, если за это заранее чины под ноги швыряют?
— Хороший вопрос. А ответ — не знаю. Только, — говорю, — драконом да магом дело вряд ли ограничится. С такими делами я и один хорошо справлялся.
Ралль на меня глянул… даже не знаю, как назвать… с ужасом, но веселым.
— Так это ты тот самый красмер?
— Как-как ты меня назвал?
— Красмер. Так мы называем пришельцев из вашего мира.
Да это же они, соображаю, над словом «красноармеец» поиздевались.
— Не знаю, тот или нет, — говорю, — но с драконом мне уже познакомиться довелось, да и черным магом тоже. Результат, что называется, налицо.
— Ты хочешь сказать, — медленно произносит Шаркун, — что раз ты здесь и не похож на привидение, умереть пришлось им?
— Ага. Именно.
— Не уверен, — задумчиво говорит Ралль, — что бывший имперский центурион подойдет такому великому герою, как ты.
— А ты, — с ехидцей легкой интересуюсь, — значит, героем себя не ощущаешь?
— Нет.
— И даже представить не можешь?
— Нет.
— А ведь, — вздыхаю, — придется.
Шаркун на меня недоуменно воззрился — а у меня рожа каменная… вулканического камня, потому как краснеет изнутри постепенно. С минуту друг дружку взглядами мерили, а потом как расхохотались одновременно — лошади у соседней коновязи забеспокоились.
— Знаешь, — заявляет Ралль, отсмеявшись, — много у меня командиров было… глупых и не очень, храбрых и трусов… герои тоже попадались. Разные были. Но, сдается мне, такого, как ты, — не было.
— Ну, что ж, — говорю, — все когда-нибудь в первый раз случается. Посмотрим. Не знаю, как насчет глупости и храбрости, но одно могу уже сейчас твердо обещать — скучно тебе со мной не будет.
— О да, — кивает Шаркун, — в это я верю!
Ладно.
Изложил я ему свой план действий на завтра — с рассвета смотр личному составу, ознакомление и тэ дэ, поговорили еще чуток, ну и разошлись. Он в свою сторону, ну а я к замку.
Далеко, правда, не ушел.
На полпути от лагеря гляжу — несется мне навстречу что-то до боли в ушах знакомое. Пригляделся — ну точно, рыжая.
Быстро же, думаю, она оклемалась. Тоже небось без магии дело не обошлось.
— Куда ты пропал? Мы тебя по всему замку ищем.
Вот так. Ни здрасте, ни до свиданья. Ищут они меня, видите ли.
— Ходил.
— Где?
— Где надо, — говорю, — там и ходил. А в чем, собственно, дело? И кто «мы»? Я пока одну тебя вижу.
— Мы — это я и… твой друг. Который, между прочим, должен тебя сопроводить и все показать… а не ждать, пока ты ходишь неизвестно где.
— Ну и где же, — интересуюсь, — этот самый друг? Хотя… вопрос снимается. Сам вижу.
Я уж было заопасался, что мне в проводники Рязань подкинут. А он парень, конечно, хороший, но Сусанин при этом еще тот. Пригляделся внимательнее — нет, не похоже, идет более размашисто, а на голове… ну да, берет набекрень. Дальше можно и не смотреть.
Подождал, пока он поближе подойдет…
— Ну, — говорю, — наше вам здравствуйте, мсье Жиль де Ланн.
— Я тоже очень рад тебя видеть, Серж, — улыбается француз. — Хоть нам с мадемуазель Карален и пришлось за тобой побегать.
— Звиняйте, не знал.
— Дело в том, что мсье Клименко приказал мне сопроводить тебя… устроить что-то вроде экскурсии…
— Сначала, — вмешивается рыжая, — он пойдет смотреть комнату, которую для него нашла я.
Интересно, с чего б это такая заботливость? Даже подозрительно как-то.
— Ты-то хоть себе крышу над головой нашла? — интересуюсь.
— Я, — вздергивает носик Кара, — буду жить в комнате Елики, в другом конце замка.
— А-а, понял. Это ты специально мне комнату подыскала, чтобы я, часом, где поближе не поселился.
— Ты…
— Друзья, друзья… — Жиль так руками на нас замахал, что хоть парус поднимай. — Прошу вас, не ссорьтесь. Серж, я думаю, тебе следует извиниться перед мадемуазель Карален — ведь одна действовала из самых благородных побуждений.
— К твоему сведению, — выпаливает мадемуазель, — из комнаты для гостей тебя бы вечером выставили вон.
Страшно, аж жуть. Ну, переночевал бы в «Аризоне», под брезентом. По сравнению с болотом просто отель класса «люкс».
Вслух я этого, понятно, говорить не стал, даже наоборот — «хенде хох» сделал.
— Извиняюсь, — говорю, — благородная мадемуазель Карален, и благодарю за заботу. Гроссе данке унд мерси.
— О, так намного лучше. — Жиль, галантная душа, от моих слов прямо расцвел. Зато рыжая на меня крайне подозрительно уставилась. Она-то меня лучше знает и кое-какие издевки выявлять уже
