невмоготу? А жить-то хочется?
ТИМОША. Хочется.
РОГОВ. А ведь помирать придется.
ТИМОША
РОГОВ. Ишь, хитрый, как запел. Куда метишь, в матушку, значит.
ТИМОША. Прости меня, прости, Сеня.
РОГОВ. А прощенье заслужить надо.
ТИМОША. Я заслужу, Арсеня.
РОГОВ. Ладно. А как служить будешь?
ТИМОША. Начальства слушать.
РОГОВ. Эх ты, мочало. Этих твоих старух к расстрелу приговорили. За укрывательство дезертира.
ТИМОША. Как приговорили? Когда?
РОГОВ. Тогда. Мочало и есть мочало. Так вот, ты, дезертир, сегодня по утрянке их и расстреляешь.
ТИМОША. Это я не могу.
РОГОВ. Ах, не можешь? Я могу, а ты не можешь? Тебя солдатским хлебом кормили? Стрелять учили? Вот и пойдешь в команде.
ТИМОША. Это я не могу.
РОГОВ. Тогда пойдешь с бабками. Под расстрел.
ТИМОША. Как скажете.
РОГОВ. А как же мамаша, Ирина Федоровна? Про нее подумай.
ТИМОША. Я и думаю. Только стрелять не могу.
РОГОВ
ГОЛОВАНОВ. Не подпишу. Не участвовал.
РОГОВ. Вот пьянь. Но деньги-то крал?
ГОЛОВАНОВ. Крал. Но... не участвовал.
РОГОВ. Хорошо. Так и запишем. Не участвовал. А ты подпись ставь.
Входят Семенов, Сидоренко и Надя.
РОГОВ. Управились?
СИДОРЕНКО. Та мне не треба. Мне бы здесь пошукать, товарищ Рогов.
РОГОВ
СИДОРЕНКО. Ну что, бабок вести?
РОГОВ. Пусть попоют, певицы.
НАДЯ
РОГОВ. Надь, а ты грамотная?
НАДЯ. Я-то? Четыре класса ходила.
РОГОВ. Небось и фамилии написать не можешь?
НАДЯ. Да я что хошь написать могу, я грамотная.
РОГОВ. Напиши-ка вот здесь, как зовешься?
НАДЯ. Ну, Козелкова же.
РОГОВ. Вот и пиши.
НАДЯ
РОГОВ. Гну! Пошли в сарай! Семенов, не пойдешь?
НАДЯ. На что его, он лядащий. Одна ботва.
РОГОВ. Тебя не убудет.
НАДЯ. А ты мне боле нравишься. Дуся вон говорила, во мне семь бесов. Так что меня и на семерых хватит. А этого – не надо.
Затемнение, пение продолжается.
Картина восьмая
Раннее утро. Двор возле Дусиного дома. На середине двора кресло. В кресле – Дуся. Около Дуси Марья, Антонина, отец Василий и Тимоша. С крыши свешивается Маня Горелая в новом зипуне. Дуся раскладывает на коленях кукол.
ДУСЯ
АНТОНИНА. Нету Насти. Ушла Настя.
ДУСЯ. Здесь она, не обманывай меня.
АНТОНИНА. Не плачь, матушка, не плачь, Дусенька.
На крыльцо выходит Рогов. К нему робко подходит девчонка, хочет что-то сказать, он отмахивается.
РОГОВ. Семенов! Сидоренко! Хвалынский! Мухамеджин!
СЕМЕНОВ. Мухамеджина с Сидоренкой еще когда вперед послали.
РОГОВ. А!
СЕМЕНОВ. Пошли, что ли?
Антонина, Марья, отец Василий и Тимоша поднимают кресло с Дусей.
ДУСЯ
ТИМОША. Да я нести помочь..
ДУСЯ. Кто ты таков? Не тронь руками кресло.
Слышь, что говорю?
Выстраивается процессия: один красноармеец впереди, другой позади, а между ними возвышается на кресле Дуся.
«Да воскреснет Бог, да расточатся врази Его...». Из-за дома раздается крик. Появляется Настя.
НАСТЯ. Матушка Дуся! Матушка Дуся!
ДУСЯ. Помолчите.
Настя пытается встать на место отца Василия.
ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. Уходи отсюда, уходи, Настя.
СЕМЕНОВ. Стой, девка, ты куда? Куда лезешь? Кто такая?
НАСТЯ. Я Настя Витюнникова, я с ними вместе.
СЕМЕНОВ. Куда это ты с ними вместе?
НАСТЯ. Все равно куда. Куда они, туда и я.
СЕМЕНОВ. Дура-девка. Прочь поди. Мы их, может, расстреливать ведем.
НАСТЯ. Куда Дуся, туда и я.
СЕМЕНОВ. Ты что, хожалка ее, что ли?
НАСТЯ. Хожалка. Я при ней три года живу. Я Витюнникова Анастасия.
СЕМЕНОВ. Дура, иди отсюдова.