— Он должен был прийти десять минут назад, — ответила женщина.
Мальчик вдруг заметил, что его мать (наверное, женщина с зонтиком — его мать, подумала Эрика) с кем-то разговаривает. Он вытащил наушники и прислушался.
— Вам куда надо? Может, нам по дороге и я вас подвезу? — спросила Эрика. Никто не ответил, и она добавила: — Вы совсем промокли. А автобуса нет.
Женщина с мальчиком смотрели на нее так, будто не понимали, о чем это она. Эрика перешла на шведский.
— Особенно ты, — кивнула она мальчику, — на тебе уже сухого места нет.
Пожав плечами, мальчик посмотрел на мать.
— Нам надо в Сунне, — сказала женщина, — вы тоже туда едете?
Вообще-то Эрика ехала в Эребру. Там она собиралась переночевать в дорогой гостинице, вкусно поужинать в ресторане и хорошо выспаться перед завтрашним днем: ее ждет долгая дорога до парома. Все это она распланировала, следуя советам Лауры.
Чтобы доехать до Сунне, надо сделать крюк в двенадцать километров.
— Да, я еду в Сунне, — ответила Эрика.
«Почему бы и нет, в конце-то концов?» — подумала она, бегом возвращаясь к машине в наброшенной на голову куртке. Аварийные сигналы мигали, а женщина с мальчиком и сумками шли следом. Мальчик, которому столько же лет, сколько ее сыну, замерз и промок, а автобуса нет как нет, так почему бы ей не подвезти их до Сунне?
— Вы живете там? В Сунне?
Эрика включила обогреватель на полную мощность и протянула усевшемуся на заднее сиденье мальчику полотенце, которое запихнула в рюкзак перед отъездом.
— Да, — ответила женщина.
Мальчик снова воткнул в уши наушники. Он вслушивался в звуки, слышные лишь ему одному, и смотрел в окно. У него были большие карие глаза и крупный рот. Да, он немного похож на Магнуса. Такой же высокий и худой, с длинными руками и ногами, которых из-за мешковатой одежды не видно. То же хорошо вылепленное лицо, которое в зависимости от освещения и выражения могло выглядеть и детским, и взрослым. Посмотрев в зеркало, она попыталась поймать его взгляд. Ей хотелось улыбнуться ему. Хотелось сказать: сейчас я отвезу вас домой.
— Сколько лет вашему сыну? — тихо спросила Эрика.
Она могла бы и не понижать голоса — мальчик все равно не слышал ее. Время от времени он вытаскивал из кармана мобильник и быстро набирал текст.
— Четырнадцать, — ответила женщина.
— Моему тоже четырнадцать, — обрадовалась Эрика.
— Он не мой сын, — сказала женщина, — а моей сестры.
— Вон оно как, — отозвалась Эрика, — Ну конечно же, вы еще слишком молоды, чтобы у вас был четырнадцатилетний сын. Вы намного моложе меня.
Честно говоря, женщина не показалась Эрике такой уж молодой. В ее облике было что-то старушечье, однако Эрике хотелось вызвать ее расположение. Она испугалась, что оскорбила или рассердила женщину, что она, Эрика, выглядит теперь в ее глазах обычной болтливой клушей и что, если бы не дождь, не холод, не продрогший парнишка и не автобус, который так и не появился, она и близко не подошла бы к машине Эрики.
— Да, вряд ли в моем возрасте у меня может быть сын-подросток, — сказала женщина.
Эрика ждала, что женщина скажет еще что-нибудь. Но та молчала. Она так и не сняла с себя красное клетчатое пальто. Даже пояс не стала развязывать, хотя в машине было тепло.
Эрика подумала: если вдруг окажется, что у них с этой женщиной есть сыновья-однолетки, то они могли бы поговорить о них. Женщина была явно чем-то недовольна (
Если роженица мучилась или кричала, что хочет умереть (а с роженицами такое порой случается), то Эрика брала ее за руку и крепко сжимала.
Оставаясь наедине с пациентками, Эрика чувствовала себя уверенной и сама внушала доверие. В отличие от Исака, она любила вешать в кабинете фотографии новорожденных, которые гордые родители присылали Эрике в благодарность за помощь. Исак же никогда ничего такого не делал. Он обычно говорил, что снимает с себя всякую ответственность за ребенка, как только тот вышел из материнского чрева.
Однако за больничными стенами Эрика чувствовала себя неуклюжей и толстой по сравнению с другими женщинами. Особенно когда их было несколько. Они не подпускали ее к себе, будто говорили: тебя слишком много, Эрика. Ты слишком неловкая. Слишком глупая. Слишком шумная. Чересчур застенчивая и неуклюжая. Ты поверхностная. Ты слишком серьезная и бесхарактерная. Ты нам не нравишься. Шла бы ты лучше отсюда или вообще испарилась. Но ты даже этого не можешь. Между блузкой и юбкой у тебя выпирает живот. Когда ты в джинсах, то пояс так впивается тебе в поясницу, словно вот-вот перережет тебя пополам.
Эрика хотела стать частью их мира с того самого момента, когда однажды на берегу, собирая с Рагнаром выброшенный морем хлам, она увидела загорающую на скале Марион и других девочек. На Марион были трусики от бикини в крапинку, она лежала, вытянувшись на самой дальней скале в море, а вокруг нее расположились Фрида, Эмили и Эва. Эрике захотелось оказаться среди них. Ей нравилось смотреть на четырех девочек на скале — они словно принадлежали к какому-то прекрасному сообществу, тайному и неприкосновенному. В зависимости от настроения Марион ее, Эрику, могли принять в это сообщество, а могли и не принять — и тогда она останется наедине со своим жалким маленьким тельцем и вечно будет дружить с Рагнаром, безжалостно запертая в его секретном домике, над которым висят тяжелые серые тучи.
Много столетий назад при рождении ребенка совершался особый ритуал: когда у роженицы начинались схватки, женщины, собравшиеся вокруг нее, распускали ей волосы, распускали шнуровку на платье и ботинках, а потом отпирали ящики, открывали окна и распахивали двери. Если супруг тоже желал помочь, он выходил во двор и разбивал что-нибудь, например разрубал топором плуг.
Эрика помнит, как однажды она была на ночном дежурстве и спросила акушерок о состоянии рожениц. Об одной из них акушерка сказала: «Мучается, бедняжка. За двенадцать часов только на три сантиметра раскрылась».
Роженица, сидевшая в полутемной палате, показалась Эрике совсем еще ребенком. Семнадцать- восемнадцать лет, не больше. Одна — ни парня, ни матери, ни сестры рядом не было. Подружек тоже. Одетая в белый больничный балахон, она сидела на полу, закрыв руками лицо и поджав ноги. Когда Эрика вошла, девушка не оглянулась и даже головы не подняла.
