собрался на боковую и Васька, очень утомленный за день больничный кот. Любимец персонала и рожениц, теперь вытертый, блеклый, растерявший все зубы старик, и преклонный возраст придает ему сходство с кусочком старенькой шубы, которую кладут для мягкости на сиденье синих «жигулей». Вполз Васька потихоньку в палату новорожденных, остановился в проходе, вылизал лапку, раздумывая, где бы прикорнуть, вскарабкался на подоконник, а уж оттуда запрыгнул прямехонько в кроватку нашего хорошего знакомого, того, кто орал как рекуай и растревожил старика Ваську, а вместе с ним и всех остальных котов в округе, дворовых и домашних. Теперь детеныша стянули в тугой кулек, кричать ему не дает резиновая соска, и только свет, исходящий от его кожи, не удалось затушить. Лежит наш друг, испуганными глазенками глядит в потолок, не может понять, куда попал и за что связан, боится, что будет ему тут всегда одиноко и тоскливо, от этого он сопит, всхлипывает и хнычет, освещая палату не хуже любого ночника нежным неоном, какому позавидовал бы любой производитель галогеновых ламп. Кот заботливо заглянул в глаза малышу, пощекотал усами, мягонький, облизал щечки шершавым языком, отмыл от материнской крови, приободрил, мол, не мурлычь, ты не один, успокоил, мол, все как-нибудь уладится, главное, ты приземляйся всегда на четыре лапы и держи хвост дымом. Малыш затих, улыбнулся, а его урчащий друг улегся рядышком и мигом задремал.
За происходящим наблюдал внимательный оникс-глаз ястреба, что притаился на карнизе у окна. Когда малыш заснул, птица оттолкнулась от карниза и взмыла к чернильным тучам.
Скользит ястреб над городом, а улицы внизу ветвятся как облетевшие осенние кусты боярышника, тычут в небо иглами шпилей. От площадей улочки разбегаются лианами, что увенчаны яркими цветками новеньких офисов и банков. В центре по веткам-переулкам бегают мошки-прохожие, ястреб следит за ними, видит всех и каждого, знает: кое-кто сегодня нечаянно встретит в городе забытого друга, а другой – встретит бывшего соседа, а третий – одноклассника. Ястреб знает, что встречи эти не случайны, надо только их разгадать, надо только не теряться, а это уж дело тех, кто там, внизу. Птица проплыла круг над городом, медленно и степенно взбивая крыльями мокрое, густое небо. Над хребтами крыш, что с виду мало чем отличаются от других, ястреб медленно соскальзывает с высоты, камнем падает в тихий, невзрачный переулок.
Минуту спустя плавными, но быстрыми шагами какой-то человек скользнул мимо кондитерской на углу, соседняя дверь скрипнула, пожаловалась и мягко затворилась, впустив посетителя внутрь маленькой кофейни с тремя круглыми столиками.
И вот сидит Уаскаро, Заклинатель Встреч, тянет во времени латте, кофе, пропущенный сквозь молоко. На лице Уаскаро не день, а вечер с затаенной грозой. Приходит час, и даже Заклинателю Встреч не мешает выйти из игры, потянуть через трубочку латте, вспомнить, что время имеет вкус крепкого горького кофе, и решить, наконец, как же быть.
«Инка, Инка, сейчас ты, обессиленная, шевелишь губами, перебираешь в кулачке косточки кролика, как утопленник выпускаешь из глубины сна редкие неразборчивые стоны. Инка, Инка, в твоих губах нет трубочки-усну, как же напоить тебя надеждой, чем успокоить?»
Уаскаро смотрит в окно, на улице зажглись ожерелья фонарей, люди чуть съежились и опасливо прибавили шаг. Даже выход из игры не спасает Уаскаро от обязанностей, здесь, в крошечном кафе, его зоркий взгляд связывает и затягивает все встречи, которые произойдут этим вечером в городе. Перебирает Уаскаро шерстяные нитки встреч, только ему доступно прочитать по узелкам тайнопись, только ему подвластно выдернуть нитку, предотвратить свидание. Все может Уаскаро, все исходит от него и все тянется к нему. Одно ему недоступно – выйти, как следует, из игры, насладиться сладковатым латте и решить, как же быть дальше, что же делать с Инкой.
Пятьсот лет трудится, не покладая рук, Заклинатель Встреч. Его творения не блестят как бижутерия городских огней, не выставлены в витрину, не кричат и не привлекают внимания – дела его кажутся должным, единственно правильным порядком вещей, ведь иначе и быть не могло, ведь встреча состоялась. Но выйди из игры Заклинатель, сразу станет понятно, как туго без его поддержки, как случайно и небрежно все вокруг. Пятьсот лет вкалывает Уаскаро, Единственный и Верховный Заклинатель Встреч, без праздников, без благодарности и без зарплаты поддерживает людей, связывает или разделяет их. Пятьсот лет проработать на одном месте без выходных и отпусков – дело нешуточное, только ему одному ведомо, как он устал. Здорово утомился Уаскаро и решил незаметно уйти на покой. Он нашел в глубинах Океана Людского, выследил и выловил девушку, помог ей отыскать в горной стране Виракочу, душу-чудо, душу-сокровище, собирался передать ей свой дар и уйти.
«Но Инка, Инка, ты сильнее, чем я ожидал, ты была моим учителем, ты учила меня улыбаться, ты научила мою душу любить, я потерял покой, и я потерян навеки».
Вздыхает Уаскаро, а сам завязывает узелки встреч, помогает одному нерешительному менеджеру, этот робкий паренек на другом конце города предлагает девушке из соседнего офиса пойти вечером в кино.
Вздыхает Уаскаро, он взволнован, все волнуются, когда надо решать, сейчас или никогда. Но Уаскаро тяжело вдвойне – мольбы городов шумят в нем, плач брошенных и разделенных, всхлипы и стоны одиноких все настойчивей молят о встрече. Уаскаро отодвигает рюмку с латте и сдавливает ладонями виски – раньше на лице у него были мир и покой, а теперь – вечер и шторм.
«Инка, Инка, я гнал тебя по улицам города, я сталкивал тебя с разными людьми и часто был незаслуженно жесток. Но ты сопротивлялась, ты действовала вопреки и даже в тесной клетушке „Атлантиса“ ты оставалась собой. Потом я бережно направлял тебя, но ты не слушалась и сопротивлялась, ты была упряма, ты не хотела разгадывать тайный смысл своих встреч и ничего не хотела понимать. Я подстроил твою встречу с астрономом, но ты не приняла мой дар, я подослал к тебе Бузину, знающего все премудрости бус и ожерелий, а ты подшучивала над ним, я свел тебя с редким, светлым человеком, а ты прозвала его Человек-Краб. И вот теперь ты совсем одна, у тебя на руках наш сын, и все твои встречи исчерпаны».
Печален Заклинатель, его взгляд летит вдаль, минуя ближайшие к кофейне дома, его взгляд летит в небо. Приходит час, и даже Заклинателю Встреч не мешает побродить по горной стране и вспомнить, кто он такой. Когда Заклинатель Встреч самообнаружается, лучше ему не мешать. Девушки из кафе, не стучите каблучками, не суетитесь, вытирая со столика крошки, не отвлекайте, он расплатится и даже оставит чаевые, только не мешайте Уаскаро искать себя и свою вершину в горной стране, дайте ему покой.
«Инка, Инка, пятьсот лет я трудился, не покладая рук, вязал узлы встреч и был уверен, что я на своей высоте, что я на месте. А теперь почва уходит у меня из-под ног, все плывет перед глазами, словно в латте добавили виски, впервые я не уверен, правильно ли иду, не сбился ли с пути? Впервые я не вижу тропы под ногами – только жесткая трава ичу и бледные горные цветы».
Никогда Заклинателю в его пути не выпадало распутье, поэтому теперь лицо его сумрачно и надо выбрать, надо решиться.
«Инка, Инка, наступает час, и даже мне надо выбирать – оставить мир без Заклинателя, пустить все по течению случая или быть с тобой».
Вздыхает Уаскаро, он взволнован, все волнуются, когда надо выбрать одно из двух. Но Уаскаро тяжело вдвойне – мольбы городов шумят в нем, плач брошенных и разделенных, всхлипы и стоны одиноких все настойчивей молят о встрече. Даже самообнаружение не спасает его от повседневных обязанностей, даже сейчас он помогает двум очень робким людям заговорить друг с другом в парфюмерной лавке и шепотом подсказывает нужные слова. Потом смотрит в остывший кофейник небес и вздыхает: над нами гармоничный небосвод, а под ним – запутанный клубок противоречий, без жертв не обойтись, и выбора не избежать, даже если ты – Верховный и Единственный Заклинатель Встреч.
«Инка, Инка, я и не думал, что бусина-кофе, умирающая звезда может иметь такие последствия».
На следующий день Инка просыпается рано утром, ее соседки, натянув одеяла на затылки, беспробудно посапывают на скрипучих койках. Минуя утварь палаты, оставив без внимания халатики, смятые на стульях, фрукты и овощи, раскатившиеся по тумбочкам, Инкины глаза смотрят на небо, что плывет по ту сторону закапанного, осыпанного пылью стекла. Небо встречает выжидающий взгляд сдержанно, по едва заметному перемещению дымных туч Инка угадывает: небо сегодня безразлично и занято срочными делами – укутывает, укладывает Солнце на зиму в старые одеяла облаков. На Инкином лице, как в зеркале, отразилась пасмурность пронизанного ветрами осеннего неба, но она не опустила глаза, не вернулась в милый, жаркий беспорядок палаты, не захотела бездумно прыгать взглядом- кузнечиком по незатейливым больничным предметам: яблоко, стакан соседки, тумбочка, шкафчик с оторванной ручкой. Наоборот, холодные ветра этого серого неба здорово охлаждали Инку, и она,
