— Ну что?
Без предупреждения Берт схватил ее в охапку и швырнул на огромную кровать. Люси не успела даже охнуть, не то что отреагировать, как он оказался над ней.
— А сейчас у меня есть к тебе вопрос.
Она сглотнула.
— Буду рада ответить… как только ты меня отпустишь.
— Ни за что. Этот вопрос из тех, что задают лежа.
Люси растерянно смотрела на него, ее глаза были большими, темными и беспомощными. На мгновение руководящий работник корпорации исчез, осталась всего лишь беспомощная женщина.
— Ты никогда не слыхала о вопросах, которые задают лежа? — Она покачала головой, и ее волосы рассыпались по подушке золотыми нитями. Берт стал наматывать светлые пряди на пальцы. — Это такие вопросы, которые можно задавать только в постели, — повторил он.
— Я не думаю…
— Вот и хорошо. Не думай. Просто ответь на мой вопрос.
Люси облизнула пересохшие губы.
— Какой вопрос? — прошептала она.
— Я весь день размышлял над этим. Неужели все деловые женщины носят шелковые чулки с кружевными поясами? — Он коснулся ее губ легким поцелуем. — Или же ты — исключение из правил?
5
Глаза Люси испуганно распахнулись, лицо покрылось пунцовым румянцем.
— Откуда ты знаешь, что я…
— Давай просто скажем, что сочетание «Харлея», быстрой езды и пассажирки в широкой юбке дает вполне ясную картину. — Берт опустил руку на ее колено, проведя ею вверх, пока не коснулся того места, где оканчивались шелковые чулки и начиналась бархатистая кожа. — И картина эта была незабываемой.
Она судорожно вздохнула.
— Отпусти меня, Берт, я не могу больше.
— Ты не ответила на мой вопрос.
— Я и не собираюсь на него отвечать. — Люси шевельнулась под ним, пытаясь освободиться.
— Неразумно, — предупредил он ее.
— Что неразумно? Отвечать тебе?
— Нет, шевелиться вот так.
К его удивлению, она покраснела еще больше. Удивительно, как это женщина в возрасте далеко за двадцать все еще сохранила способность краснеть? Неужели ее еще никто до сих пор не обнимал? Неужели никто не приставал к ней? Берт снова вспомнил ее слова, сказанные перед отелем. О мужчинах, сравнивающих ее внешность с внешностью Саймона и рассматривающих брак как слияние капиталов.
Он не сомневался, что некоторые недоумки были способны думать о ней исключительно бухгалтерскими понятиями. Для них Саймон Кларк и его корпорация — это статья дохода. Но большинство не должны были быть такими слепцами. Несомненно, они видели бархатистую темноту ее глаз, прекрасные очертания груди и бедер, длинные стройные ноги — так же, как и проницательный ум, скрытый под строгим обличьем.
Если только ее невинность не является игрой. В конце концов, она из Кларков. А обманывать для них так же естественно, как дышать.
— Берт, я прошу тебя, отпусти.
Или же ее нервозность естественна, или же прежний альковный опыт научил ее осторожности. Глаза Берта сузились, когда в голову ему пришла еще одна мысль. Эта сцена могла быть разыграна намеренно далеко не невинной опытной актрисой. Было интересно проверить, так ли это. Возможно, стоило помучить Люси еще чуть-чуть, чтобы узнать, кто в его руках: растерянная его натиском женщина или достойная дочь своего отца, Саймона Кларка?
— Я тебя отпущу, — сказал Берт, — как только ты ответишь на мой вопрос. — И он расстегнул застежку на передней резинке.
Люси вздрогнула.
— Я не помню, о чем ты спрашивал, — сказала она сдавленным голосом.
Он приподнял ее колено и запустил руку под бедро, чувствуя ее дрожь.
— Про пояс. Неужели деловые женщины вроде тебя носят пояса? — С легким щелчком Берт расстегнул вторую застежку.
— Я отвечу! Хватит, Берт! Клянусь, я отвечу на твой вопрос, если ты прекратишь!
Он просунул руку ей под бедро еще глубже, лаская ее кожу легкими движениями пальцев.
— Я жду.
Слова вылетели на едином дыхании:
— Насколько мне известно, я одна в нашем офисе ношу пояс с чулками, не считая одной девицы из бухгалтерии. Но насчет нее я не уверена. Берт, не надо! Ты сказал, что отпустишь меня, если я отвечу.
— Я солгал.
Она посмотрела ему прямо в глаза, собираясь возмутиться, и Берт сразу же этим воспользовался, поцеловав ее. Он не заключил ее в страстные объятия, а предпочел медленную нежную атаку. Ее реакция была такой же постепенной. Берт ощущал ее колебания, попытку сопротивляться, когда разум боролся с чувствами. Руки Люси уперлись ему в грудь, пальцы растопырились, словно готовые оттолкнуть его. Он ощущал тот внутренний конфликт, когда эта с виду бесчувственная деловая женщина пыталась совладать с собой.
Но вот с тихим вздохом она расслабилась, и ее руки обвили его шею. Там, где можно все испортить агрессивностью и натиском, легко добиться своего настойчивостью и нежностью.
Люси раскрывалась перед ним, словно роза, распускающая свои лепестки под лучами солнца. Ее губы, влажные и мягкие, свежие и пряные на вкус, приоткрылись навстречу его поцелую. Берт неожиданно понял, что может потерять себя в ее объятиях, потерять навеки. Ему хотелось просто помучить ее, возможно, просто-напросто поцеловать. Но все изменилось в тот момент, когда он услышал отчетливый вздох, негромкий и откровенный.
Берт снова запустил руку в ее волосы, пальцы запутались в золотистых прядях и жемчужном ожерелье. Он желал ее. Ему хотелось сорвать с нее одежду и любить до тех пор, пока не выбьется из сил. Чтобы тут же захотеть ее снова.
Раздался стук в дверь, и на него словно вылили ведро холодной воды. Берт знал, кто стоит за дверью. Он также знал, что Эванс не будет ждать ответа. И верно, в замке повернулся ключ и дверь распахнулась.
Берт оборвал поцелуй, но не сделал попытки встать. Ему хотелось увидеть выражение лица Люси, когда та придет в себя в столь недвусмысленной ситуации, заглянуть в ее глаза, когда рухнули все барьеры. В этот краткий момент ему откроется правда: держал ли в своих руках женщину или марионетку Саймона? Были ли ее чувства истинными или наигранными?
Ресницы дрогнули, и Люси заморгала, глядя на него. В это мгновение Берт получил ответ на свой вопрос. Отблеск настоящей страсти блестел в этих черных глазах. Страсти обжигающей и неприкрытой.
И все, что ему захотелось сделать, — это защитить ее от проницательного взгляда своего дядюшки.
— Я помешал? — спросил Эванс с порога.
— Подожди! — воскликнул Берт, но было поздно.
Люси резко вскочила, и ожерелье, все еще намотанное на его палец, порвалось. Жемчужины покатились по постели и полу. Девушка побледнела, глядя на разорванное ожерелье широко раскрытыми, испуганными глазами. Утреннее дикое, невозможное видение стало явью: огромная постель, раздевающий