— Знаете, а вы правы. Это ведь не постоянная няня. Просто кому-то нужно приходить ко мне на пару часов, чтобы я смогла поспать.
— Послушай, Фрэйдл. — Хозяйка повернулась к девушке, которая к этому времени уже сняла с Исаака носок и щекотала его пальчики. — Ты выручишь эту милую даму. Около десяти утра в магазине почти никого не бывает. Ты будешь приходить к этой даме и сидеть пару часов с ребенком.
Фрэйдл подняла голову:
— Но тетя Нетти, отец позволил мне работать у вас в магазине. Он не разрешал сидеть с ребенком этой… этой…
Тетя Нетти остановила ее жестом.
— Мой брат не станет возражать, если его дочь поможет нашей соседке. — Она повернулась ко мне. — Ведь ты еврейка?
— Да, конечно, — быстро ответила я.
— Видишь? — она посмотрела на Фрэйдл. — Ты выручишь нашу милую еврейскую соседку и, может быть, даже научишь ее зажигать свечи на
— Я тебе заплачу! — нервно вставила я. — Только скажи, сколько.
— Конечно, ты ей заплатишь, — подтвердила тетя Нетти. — Шесть… нет, семь долларов в час. По два часа в день. С десяти до двенадцати. Каждый день, кроме пятницы. В пятницу она нужна мне в магазине. Перед Шабатом здесь всегда полно народа. Да, меня зовут Нетти Танненбаум, а это моя племянница — Фрэйдл Финкельштейн.
— Джулиет Эпплбаум. Я так рада, что мы с вами познакомились. — Я повернулась к Фрэйдл. — Ну что, согласна?
— Да, — почти прошептала та.
Я нацарапала на бумажке свое имя и адрес.
— До завтра?
— До завтра, — девушка была явно чем-то обеспокоена.
— Ладно, хватит, — решила тетя Нетти. — Фрэйдл, сбегай к маме в гараж и принеси еще салфеток. А то эта милая молодая дама перевела уже всю пачку, — она хихикнула и дружески ткнула меня в бок. Я рассмеялась.
— Вам больше ничего не нужно со склада, тетя Нетти?
— Разве что еще одну коробку с шоколадками. Сдается мне, одна маленькая девочка не откажется их отведать.
У Руби загорелись глаза.
По дороге домой Исаак заснул, а мы с Руби чувствовали себя так, будто сегодня самый счастливый день за всю неделю. Руби — потому, что теперь у нее на коленях лежала целая гора шоколадных монет, а я — потому, что в ближайшем будущем намечалась возможность поспать.
Глава третья
В тот же вечер я сообщила Питеру, что наняла приходящую няню. Он открыл было рот — видимо, хотел напомнить, что каждый раз, когда он предлагал то же самое, я утверждала, что раз я сижу дома, с детьми мы справимся и без посторонней помощи. Но я смерила его таким уничтожающим взглядом, что он благоразумно решил промолчать.
На следующее утро, ровно в 9:59, в дверь позвонили. Я приняла душ и оделась с утра пораньше, чтобы не пугать Фрэйдл своей неумытой персоной. Спускаясь по лестнице, я еще раз посмотрела, застегнута ли блузка, чтобы избежать повторения инцидента с почтальоном. Я открыла дверь. Моя няня нерешительно переминалась на пороге, в той же одежде, что и вчера. Сидевший на моем бедре Исаак потянулся к ней и радостно загукал.
Фрэйдл улыбнулась в ответ и протянула к нему руки:
— Иди ко мне,
— Так любила называть меня бабушка, — сказала я. — Это значит «дорогой, сладкий», да?
— М-м… — Девушка строила малышу глазки.
— Только осторожно: он еще не умеет сидеть сам, поэтому лучше устраивай его на бедре и придерживай рукой.
— Такой большой и красивый, — заметила она. — У меня сестра его возраста — она намного меньше.
— И сколько у тебя братьев и сестер? — поинтересовалась я.
— Нас восемь детей. Три девочки и пять мальчиков. Я — самая старшая.
— Господи боже! — воскликнула я.
Услышав, как я поминаю Господа, Фрэйдл в ужасе уставилась на меня.
— Я хотела сказать «надо же». Поразительно. Столько детей!
— Не так уж и много. В некоторых семьях больше — десять, иногда даже двенадцать.
Я содрогнулась.
— Я с двумя-то еле справляюсь. Не представляю, как можно воспитывать восьмерых. Бедная твоя мать.
— Ей помогаем я и моя младшая сестра, Сара.
— Все равно. Это, должно быть, ужасно обременительно. Надеюсь, больше она рожать не собирается?
— Ну что вы! Ей всего тридцать пять. Наверняка дети еще будут.
У меня отвисла челюсть. Тридцать пять? У нее восемь детей, и она всего лишь на два года меня старше?
Мы вошли в дом, и я повела Фрэйдл смотреть спальню Исаака. Там, как и по всей квартире, валялись горы ярко расцвеченных пластмассовых фигурок разной степени недоломанности, из-за чего наш дом все больше и больше походил на комиссионный отдел магазина игрушек.
— Вы не возражаете, если я возьму коляску, и мы с Исааком прогуляемся? А вы пока могли бы поспать, — предложила Фрэйдл.
— О, это замечательно. Он любит, когда его возят в коляске. Как правило. Ты видела коляску? Она стояла внизу у лестницы.
— Я найду.
— Он не голодный, но если вдруг попросит есть, в холодильнике стоит бутылка сцеженного грудного молока. Нужно только подогреть.
Фрэйдл кивнула.
— И не забудь взять чистые подгузники.
Она снова кивнула.
— Ладно, тогда я пойду, вздремну.
Она кивнула еще раз.
Я неспешно прошлепала обратно в комнату, уселась на кровать и призадумалась, как же я засну, когда мой маленький мальчик находится в руках совершенно незнакомого человека. Два часа спустя я резко проснулась. Я вырубилась, полусидя на самом краю кровати, а теперь лежала, картинно раскинувшись на покрывале. Утерев рот, я выползла из постели и, пошатываясь, проковыляла в ванную. Плеснула холодной водой куда-то в сторону своего лица и посмотрела на себя в зеркало. Глаза заплыли, на правой щеке красовалась ярко-алая полоса. На одной стороне головы все волосы слиплись, зато на другой возвышался впечатляющий ирокез в лучших традициях Человека-Ластика.[16] Я без особого энтузиазма попыталась их пригладить, но вскоре бросила эту затею и побрела в гостиную. Там оказалось тихо. Никого. Ни ребенка, ни няни. Я открыла окно и, свесившись через подоконник, выглянула во двор. Под окнами стояла коляска, аккуратно прикрытая детской простынкой. Предположительно, Исаак находился в ней. Неужели он спит?
