– В чем дело? – холодно спросил он.
Я подумала, может, стоит рассказать ему все, наплевав на Сьюзен. Но я не могла вот так разрушить ее жизнь, которую она столь рьяно оберегала от невзгод и вторжений.
– Мы уже уходим, – сказала я и жестом пригласила Эла следовать за мной.
Патрик подозвал сына.
– Проводи их, пожалуйста.
Мэтью распахнул дверь, и мы вышли. Проходя мимо парня, я достала из кармана визитку и вложила в его дрожащую руку. Тихо и быстро, чтобы никто, кроме него, не услышал, я сказала:
– Там номер мобильного. Скажи маме, что она может перехватить нас. Мы едем в полицию.
Мы оставили машину прямо перед домом. Когда я завела мотор, Эл сказал:
– Вот и все.
– Как ты думаешь, у нее истерика из-за того, что она отдала ребенка мужа, или ей что-то известно о смерти Бобби?
Он пожал плечами.
– Или она сама убила Бобби, а теперь у нее истерика, так как она поняла, что убила сына, которого родила от мужа, – предположила я.
– Может быть, вопрос о том, кто отец Бобби, не имеет отношения к его смерти.
Я нажала на тормоза и повернулась к Элу.
– А кто недавно толкал теории отсутствия совпадений?
Он хмыкнул, а я поморщилась. Прежде чем отъехать, я посмотрела в зеркало заднего вида. Перед гаражом на три машины стояла серебристая «ауди ТТ» и золотистый двухместный «лексус». Когда мы подъезжали, ни одной из них не было. Выехав на дорогу, я повернула к бульвару Сансет. Вдруг вспомнила промчавшуюся мимо спортивную машину, когда в прошлый раз ехала от Сьюзен по Тихоокеанскому шоссе. Потом подумала о гоночном автомобиле, который видели мальчики около «БМВ» Питера в тот день, когда ее поцарапали. Я резко съехала на обочину и повернулась к Элу.
– Это та машина. О которой сказали мальчишки.
Эл вопросительно поднял брови. Я напомнила ему, о каких мальчиках говорю, и тот случай, когда в меня чуть не врезалась машина.
– «Ауди». Должно быть, та самая «ауди».
На Эла это не произвело впечатления.
– Мы можем сказать детективам, что машина, которую видели дети, вероятно, «ауди», припаркованная перед домом Салливанов. «Ауди», обогнавшая тебя на шоссе. Да в городе тысячи таких машин. Копы рассмеются нам в лицо.
Я знала, что он прав.
– Ну, тогда давай раздобудем для них еще что-нибудь.
Эл посмотрел на меня, пытаясь понять, решимость это или безрассудство. Или и то и другое. Затем погладил пристегнутый к поясу пистолет.
– Хорошо. Давай.
22
На этот раз нам очень долго не открывали. Сначала мы ждали спокойно, потом я вдавила кнопку звонка и не отпускала, пока дверь не распахнулась. На пороге стоял Патрик Салливан и свирепо смотрел на нас.
– Слушайте, с меня хватит, сейчас я вас просто вышвырну. Жена не хочет вас видеть. Убирайтесь вон, пока я не вызвал полицию. – Патрик нависал надо мной и говорил сквозь зубы, брызжа слюной. Капелька попала на щеку, мне хотелось утереться, но я сдержалась.
– Мистер Салливан, умер мой друг Бобби Кац. Ему выстрелили в голову, и сдается мне, ваша жена знает немного, как и за что его убили. Я уверена, что ваш сын Мэтью тоже это знает.
Он прищурился.
– О чем вы говорите? – Я не могла понять, он действительно ничего не знает или только делает вид.
– Мистер Салливан, вызывайте полицию, если хотите. Им интересно будет узнать, какое отношение ваша семья имеет к смерти Бобби. Но лучше будет, если вы впустите нас и мы вместе попытаемся разобраться. Возможно, всему этому есть простое объяснение.
Патрик Салливан пристально смотрел на меня. Я не знала, чего от него ожидать. Вдруг он открыл пошире дверь.
– Заходите.
Он провел нас в гостиную. Мы остановились посреди комнаты на малиновом китайском ковре. Сесть нам не предложили.
– Подождите здесь. Я приведу жену, – сказал он и ушел, закрыв за собой дверь.
Эл принялся покачиваться на пятках. Я нервно расхаживала взад-вперед.
– Ты уже придумала, что скажешь, когда он приведет жену? – спросил Эл.
Я нахмурилась.
– Более или менее. Верь в меня.
Дверь открылась, и мы оба повернулись, ожидая увидеть Сьюзен. Но вошел ее сын Мэтью. Бледный, вспотевший, через всю комнату слышно тяжелое дыхание. Будто он или бегал, или плакал.
– Уходите! Убирайтесь отсюда! – крикнул он, но голос сорвался на неприятный визг.
– Мы пришли поговорить с твоей матерью, Мэтью, – сказала я.
– Убирайтесь! – на этот раз ему удалось крикнуть.
Я заметила, что Эл принял стойку. Он поставил ноги на ширине плеч, слегка присел. В случае чего, он был готов наброситься на парня.
– Слушай, Мэтью, – сказала я ровно, – это твоя «ауди» или отца?
Он побагровел и бросился ко мне. Эл с прытью, удивительной для человека его возраста, оказался между нами. Одной рукой он схватил Мэтью за плечи и оттолкнул от меня. Мэтью отчаянно пытался вырваться. Я не успела еще к ним подбежать, как ему удалось выдернуть из захвата одну руку, и он бешено замолотил ею по Элу. Они запнулись о край ковра и, не выпуская друг друга, с грохотом упали на пол. Я заметила, что Эл пытается достать пистолет. Подбежав к ним, я услышала щелчок, как будто сломали палку. В следующий момент Мэтью уже целится в Эла. Мой друг стоял на коленях, согнувшись, прижимая правую руку к груди, и стонал. Указательный палец загибался под неестественным углом.
– Встань рядом с ним, – приказал Мэтью, переводя оружие на меня. Пистолет ходил ходуном в его дрожащей руке. Я испугалась, что парень может нечаянно нажать на курок. Я помогла Элу подняться. Мы начали пятиться, не спуская глаз с пистолета. Мэтью проследил направление нашего взгляда и снял предохранитель.
– Я могу выстрелить, – сказал он, издав странный звук, нечто среднее между смехом и стоном. Со лба ручьем тек пот, и Мэтью резко вытер его рукой. В этот момент в комнату вошли его родители. Сьюзен сдавленно вскрикнула и бросилась к сыну, но Патрик ее удержал.
– Мэтью! Ты что, черт возьми, делаешь? Опусти пистолет, – взревел он.
Мэтью медленно повернулся к двери, не сводя с нас оружия.
– И вы тоже встаньте рядом с ними, – прошипел он.
– Какого черта… – начал отец.
– Давай! – крикнул он, и Салливаны присоединились к нам, встав спиной к длинному дивану.
– Садитесь, – сказал Мэтью почти весело. Казалось, он получает удовольствие от власти над нами. Патрик, видимо, не любил подчиняться, уж точно не собственному сыну. Это было новое удовольствие для Мэтью – власть над отцом.
Мы втроем сели, но Патрик остался стоять.
– Сядь, отец.
