– Послушай, Мэтью. Это смешно. Отдай пистолет.
– Нет.
Патрик сделал шаг вперед.
– Давай, сын. Отдай пистолет.
– Я выстрелю. Остановись! – Молодой человек изо всех сил старался подавить дрожь в голосе.
Патрик медленно приближался к сыну, и Мэтью неожиданно перевел пистолет на мать.
– Я застрелю ее! – завопил он. И Патрик застыл столбом. Сьюзен заплакала.
– Заткнись! – крикнул сын. – Ты во всем виновата! Ты… потаскуха! Вот ты кто. Ты шлюха!
Сьюзен рыдала. Мэтью продолжал:
– Я все знаю про тебя. Я все понял, когда врач сказал мне, что у меня нашли эту еврейскую болезнь.
– Сынок, сынок, о чем ты говоришь? – голос Патрика утратил былую решительность. Похоже, он испугался.
– Это не то, что ты думаешь, Мэтью, – сказала я медленно и спокойно. Все, кроме Эла, который не отводил глаз от пистолета в руке парня, посмотрели на меня.
– А вам-то что известно?
– У тебя положительный результат на болезнь Тея-Сакса, правильно? Ты носитель?
– Нет! Этого не может быть! – воскликнула Сьюзен. – Ты же сказал, что у тебя ничего не нашли. Ты не можешь быть носителем этой болезни.
– Я соврал! А что мне оставалось? Вы с Пи Джеем сказали, что у вас не обнаружили ни одной из тех трех болезней. А отец объяснил это тем, что у Салливанов хорошая кровь. Как я мог сказать, что у меня нашли этот ген? Как? Я же знаю, что это значит!
– Ты
– О чем вы говорите? – сказал Патрик. – Мэтью, Сьюзен, о чем, черт возьми, она говорит?
Я не ответила Патрику. Я спокойно, но твердо продолжала говорить с Мэтью.
– Бобби связался с тобой, не так ли?
– Он сказал, что он мой брат. Попросил встретиться с ним, и я согласился. Он сказал, что мать не хочет с ним общаться, и надеялся, что я захочу. Бобби рассказал мне о болезни Тея-Сакса, и тогда я понял, что должен это сделать.
У меня сжалось сердце и защипало в глазах.
– Мэтью, ты убил Бобби? – спросила я мягким, нежным голосом.
– Мне пришлось это сделать, – проскулил он.
Я слышала прерывистый плач Сьюзен. Хоть бы она замолкла. Патрик от удивления лишился дара речи.
– Пришлось, – повторил Мэтью. – Бобби просто так не сдался бы, не отстал от нас. Он хотел, чтобы она рассказала отцу, и тогда про меня тоже стало бы известно. Я не хотел этого. – Мэтью повернулся к отцу. – Я знаю, что ты меня ненавидишь. Тебе нужна лишь причина, чтобы избавиться от меня. Ты хочешь выгнать меня, но тебе нужны основания? Ведь так?
На этот раз всхлипнул Патрик. Я посмотрела на него, думая увидеть слезы, но глаза Патрика оказались совершенно сухи.
– Ты боялся, что Бобби заставит мать рассказать все отцу и про тебя тоже станет известно? – спросила я, все так же спокойно и тихо.
Он кивнул.
– Ты боишься, что ты не сын своему отцу, да?
– Я знаю, что я
Сьюзен не ответила. Она закрыла руками рот, раскачивалась взад-вперед и стонала. Патрик смотрел на жену с яростью и отвращением.
– Ты не прав, Мэтью. Ты сын своего отца. И Бобби тоже. У твоей матери действительно был роман, когда Патрик служил во Вьетнаме, и она отдала Бобби. Но насчет всего остального ты не ошибаешься.
Мэтью мотнул головой, затем прищурился и посмотрел на меня.
– Бобби родился не от того человека, с которым у твоей матери был роман. Бобби тоже сын Патрика. Как и ты. Болезнь Тея-Сакса встречается не только у евреев. Она может быть у кого угодно, Мэтью. Особенно у ирландцев. Она почти так же распространена среди них, как и среди евреев. Ты унаследовал болезнь Тея-Сакса от своего отца.
– Что? – прошептал молодой человек. – Что?
– Мэтью, Патрик твой отец. Родной отец. И был отцом Бобби.
– Нет, не может быть. Неужели? Он мой отец? – закричал молодой человек, обращаясь сначала ко мне, потом к матери.
– Я не знаю, я не знаю, – причитала Сьюзен.
В этот момент мы все услышали слабые звуки сирен. Они приближались и приближались, и мы замерли, как на картине. Мэтью медленно, почти незаметно, опустил руку. Мы с Элом так же медленно встали. Тот на это никак не отреагировал. Я встала справа от него, Эл слева. Он протянул руку, осторожно взял пистолет из обмякшей ладони парня, и положил оружие в кобуру. В таком виде нас и застали полицейские: пистолет Эла спокойно лежит на месте, Мэтью еле стоит на ногах и дрожит, Сьюзен с Патриком, застывшие от горя, сидят на своем красивом дорогом диване.
23
Полицейские держали нас долго. Только благодаря тому, что Эл в свое время работал в полиции Лос-Анджелеса, они нас отпустили, предварительно записав имена и телефоны. Мы молча ехали по бульвару Сансет. Я думала не о том, что произошло, а о том, как я расскажу все невесте и семье Бобби. Конечно же, полицейские сообщат им, но не сразу. Я должна сказать сама хотя бы Мишель и Бетси. Эл откашлялся, и только тогда я вспомнила, что он пострадал. Я повернулась к нему. Он сидел весь потный и покрытый пятнами.
– Что с тобой? – спросила я. – Как ты себя чувствуешь? Может, мне остановиться?
Эл покачал головой и снова откашлялся.
– Мне… мне очень жаль. Правда. И я пойму, если ты больше не захочешь со мной работать.
Я съехала на парковочную площадку около большого магазина, заглушила двигатель и повернулась к своему другу. Глядя ему в глаза, я произнесла:
– Ты это о чем, черт возьми? – Хотя я знала. Конечно же, знала.
– О пистолете. Я дал этому парню выхватить у меня пистолет. Он мог тебя убить. Я позволил ему вырваться, я подверг опасности наши жизни.
Эл всегда был сильным мужчиной, как, должно быть, его угнетает, что с возрастом сила уходит. Невыносимо больно осознавать, что ты больше не можешь защитить себя и окружающих, если это всегда было твоей главной обязанностью, смыслом жизни. Если сила – одно из твоих лучших качеств, каково ее потерять?
Меня удивляло, как легко Эл перешел из правоохранительных органов в судебное следствие. Казалось, его совершенно не заботит, что он больше никого не защищает и не охраняет, а, наоборот, помогает выходить на свободу тем, кого раньше с таким рвением сажал. Теперь я поняла, что эта легкость была кажущейся. Работая детективом, Эл выполнял некоторые полицейские обязанности: расследовал, искал правду – хотя бы иногда. Благодаря этому он все еще чувствовал, что защищает людей. Когда Мэтью выхватил у него пистолет, Эл внезапно осознал, что теперь уже не может защитить ни себя, ни своих близких.
– Нет, ты