Она бросила взгляд на телефон, глаза выражали молчаливый вопрос.
– Это Пит, – шепнул он, прикрыв трубку рукой. – И знаешь что? У них с Энни все наладилось. Так что я по его милости зря потратил время.
– Шон!
Кажется, Пит заметил, что старший брат его не слушает. Скорчив гримасу, Шон прижал трубку к уху.
– Ты пока свари кофе, – прошептал он Лии. Когда она неохотно слезла с его колен, Шон ласково подтолкнул ее к дверям. – Сейчас закончу разговор и приду.
Лия вышла; Шон следил за ней взглядом, наслаждаясь грациозными движениями, плавным покачиванием бедер. Он не мог думать ни о чем ином, пока за ней не закрылась дверь.
– Шон! – Теперь в голосе Пита звучало жгучее любопытство. – С кем ты там разговариваешь?
Шон мысленно выругал себя за то, что плохо прикрыл трубку.
– Да так, неважно, – пробормотал он. Пока что Шон не готов был делиться своей рождественской тайной даже с братом. Снег уже тает, и они с Лией недолго останутся отрезаны от мира. В их святилище уже вторгся первый непрошеный гость – и это лишь начало. Но, пока еще возможно, Шон хотел сохранить свое счастье для себя.
– Скажем так: с маленьким рождественским подарком, который я сделал самому себе.
– Понятно! – рассмеялся Пит. – Мы с тобой всегда любили подарки. Только я еще задолго до Рождества рыскал по дому в поисках сюрприза, а ты предпочитал терпеть и ждать. И еще мне помнится, – продолжал Пит, – что ты уже в детстве был скрытен донельзя. Я хвастался своими подарками всем соседям, а ты предпочитал держать их при себе и для себя.
– Да и теперь оба мы не слишком изменились, – согласился Шон, надеясь, что брат поймет намек.
– Что ж, оставляю тебя в обществе прекрасной незнакомки, – рассмеялся Пит. – Свадьба состоится, как и было обещано, в Новый год. Привезешь с собой свой подарочек?
– Видишь ли, – поторопился ответить Шон, – знакомство с семьей накладывает некоторые обязательства, которых я брать на себя не хочу. – Он говорил искренне. Да, они с Лией провели шесть волшебных дней (точнее, три), но кто сказал, что волшебство будет длиться вечно? Этот срок слишком мал, чтобы давать какие-то обещания. – Она не из тех женщин, которых стоит привозить на семейный праздник, – добавил он уже не вполне искренне, повторяя слова, которые говорил уже много раз о многих других женщинах. Пусть это не правда, зато объяснение удобное, и можно надеяться, что Пит больше не станет приставать к нему с расспросами.
– Типичное высказывание Шона Галлахера! – рассмеялся Пит. – Но, если спросишь мое мнение, старик, кажется, эта девчонка уложила тебя на лопатки. Сужу по голосу и по собственному опыту. Со мной тоже так было: сначала кажется, что это несерьезно, а потом… Ты просто еще сам не осознал, что влюбился по уши.
«Ошибаешься, Пит, – думал Шон несколько минут спустя, повесив трубку. – Я прекрасно знаю, что влюблен. Не понимаю только, что с этим делать. Согласись, трудно признаться самому себе, что испытываешь нечто такое, что всего несколько дней назад полагал выдумкой рифмоплетов».
Он был в разлуке с Лией менее пяти минут, а уже скучал по ней. Скучал по ее улыбке, мелодичному голосу, поцелуям…
Шон уже направился к дверям, когда какая-то мысль заставила его остановиться. Он вернулся к телефону и, полистав справочник, набрал номер.
– Кофе остыл, – холодно заметила Лия.
Шон удивленно нахмурился. Почему она так холодна с ним? Обижается, что он заставил ее ждать?
– Извини, я не мог распрощаться раньше. А потом сделал еще один звонок, для тебя.
– Для меня? – переспросила она, разливая кофе по чашкам. – О чем ты?
– О твоей машине. – Благодарно улыбнувшись, Шон взял у нее из рук чашку. – Позвонил в гараж, попросил их забрать твой автомобиль с дороги, проверить и, если что-то сломалось, починить. Они позвонят, когда все будет готово.
– Очень мило с твоей стороны. Спасибо. – Улыбка ее сверкнула и погасла, словно неоновая вывеска.
– Теперь, когда телефон заработал, можешь позвонить своей маме и сказать, что у тебя все в порядке. И в агентство, если нужно. Когда ты выходишь на работу?
– После Нового года. Я взяла отгул, чтобы подольше побыть с мамой.
Шон нахмурился. Со словами все в порядке, но тон… Лия говорила, словно робот, запрограммированный на определенные реплики – без выражения, без интонаций, придающих словам смысл. Поставив чашку, Шон потянулся к ней.
– Иди ко мне!
Но она не двигалась, глядя на него тяжелым, сумрачным взглядом.
– Что-то случилось?
– Случилось? – с иронией повторила она. – Да, пожалуй. Кое-что. Так, пустяки. – Она вздернула голову; голос зазвучал резко. Но Шон чувствовал, что ее уверенность напускная. В душе идет какая-то внутренняя борьба. – Уже жалеешь о том, что в руки тебе свалился «маленький рождественский подарочек»?
Так вот в чем дело!
– Ты не должна была этого слушать!
Только теперь, услышав собственные слова из ее уст, Шон понял, каким страшным оскорблением прозвучали они для гордой и ранимой девушки.
– Еще бы! – Лия вздернула подбородок, аметистовые глаза сверкнули золотистыми искрами. – Я же для тебя никто! Сувенир в честь праздника.
Эти ужасные слова, словно кислотой, обожгли ему сердце. Шон понял: чтобы защитить себя, он должен вступить на путь, по которому еще не готов идти, по которому, может быть, не сможет пойти никогда. Поэтому он выбрал иной путь – самый простой, испытанный и губительный. Гнев. Скрыть свое смятение под маской ярости.
Отвернувшись, Шон подошел к окну, за которым плакало дождем сумрачное небо.
– Так ты подслушивала у дверей! Тебе что, неизвестна старая пословица: «Не подслушивай – ничего хорошего о себе все равно не услышишь»?
– Я не подслушивала!
– Да неужто? Сколько мне помнится, я послал тебя сварить кофе!
– А я, сколько мне помнится, тебе не рабыня! Я могу спать с тобой, но это не дает тебе никаких прав ни на тело мое, ни на душу!
– А я могу спать с тобой, но это не дает тебе права лезть в мою личную жизнь! Какое тебе дело, о чем я разговариваю с братом? Тебя это не касается.
– Разумеется! Какое тебе дело до того, что чувствует игрушка, с которой ты уже наигрался и жаждешь от нее избавиться?
– Лия, нет!
Проклятье! Какой идиот придумал, что лучшая защита – нападение? Шон принял этот принцип на веру – и чего добился? Только еще сильнее обидел Лию, оттолкнул ее от себя еще дальше.
– Лия, все совсем не так!
Он взял ее за руку. Лия не отпрянула, но застыла, словно ледяная статуя. Глаза ее были темны от обиды. Внутри у Шона что-то болезненно заныло, и он так сжал ее руку, что Лия поморщилась от боли.
– Извини.
Он ослабил хватку, но не отпустил ее. Лия нервно озиралась, словно птица, готовая взлететь: Шон боялся, что, стоит отпустить ее, она исчезнет и никогда не вернется.
– Лия, ты все не так поняла! Ты же слышала только половину разговора! Это все Пит…
– Ах, значит, Пит во всем виноват? Пит не хочет брать на себя обязательства? Пит не собирается знакомить меня с родителями, потому что я «из тех женщин»?
Шон вздрогнул: он и не подозревал, как отвратительно звучат его собственные слова. Как он мог такое сказать о ней? Каждым словом Лия будто произносила ему смертный приговор.
– Прошу тебя… я совсем не то хотел сказать…
