исчезал в нем. Когда она убедилась в этом и повторяла про себя: 'Этому существу жизнь уже надоела', звуки творения раздались вновь, и вмиг земля, бывшая до тех пор холодной серой массой, засверкала разнообразными цветами, горы покрылись пурпурным блеском, равнины зазеленели, небо стало голубым, а облака – самых разнообразных цветов. И человек снова воспрял духом, снова возвел руки к солнцу, ибо он был исцелен и снова счастлив.
Изида усмехнулась, продолжая вязать, и сказала про себя:
– Это было недурно придумано, но простая красота недостаточна для такого существа. Мой супруг должен испытать еще что-то новое.
При последних словах гром потряс Луну, и Изида, взглянув вокруг себя, невольно всплеснула руками и выронила свою работу. До сих пор все, кроме человека, было прикреплено к определенному месту, теперь же все живое и неживое получило дар движения. Птицы радостно запорхали, животные, большие и малые, направились каждое в удобное для себя место, деревья зашелестели листвой, закачали ветвями, колеблемые нежным ветерком, реки устремились в моря, а моря заколыхались в берегах, вздымая волны и то наступая, то отступая, обдавали побережье блестящей пеной, а над всем этим плыли облака, подобно парусным судам.
Человек снова воспрял духом, счастливый, как дитя, и самодовольный Озирис, ликуя, сказал: 'Ха, ха! Посмотри, как хорошо я все умею устроить и без твоей помощи!'
Но как прежде, так и теперь, вид движущихся существ стал обычен для человека. Летающие птицы, текущие реки, волнующиеся моря перестали занимать его, и он снова затосковал, даже сильнее прежнего. Изида повторяла про себя: 'Бедное создание, оно несчастнее, чем когда-либо!'
Как бы услышав ее мысли, Озирис вскочил, и его воля потрясла всю вселенную, только Солнце оставалось неподвижным. Изида не увидела в окружающем ни малейшей перемены. Она улыбнулась, полагая, что последнее изобретение ее мужа не удалось, как вдруг человек вскочил и стал прислушиваться, лицо его просияло, он всплеснул руками, ибо впервые на земле послышались звуки, звуки самые разнообразные, подчас полные гармонии. Ветерок зашелестел в деревьях, птицы запели каждая свою песнь, ручьи устремились к рекам, журча, подобно арфам с серебряными струнами, а реки направляясь к морям, звуча торжественными аккордами, тогда как моря издавали громовые звуки. Все и всюду наполнилось звуками, и человек не мог не быть счастлив.
Изида задумалась над тем, как дивно ее супруг создал все, но тотчас же недоверчиво покачала головой: 'Цвет, движение, звук, – повторяла она про себя, – не осталось более элементов красоты, кроме, конечно, формы и света, с которыми земля появилась изначально'. Теперь Озирис истощил все свои творческие возможности, и если человек и теперь почувствует себя несчастным, Озирис неизбежно должен будет обратиться к ней за помощью. Пальцы ее быстро шевелились, и две, три, пять, даже десять петель она брала сразу.
Человек же был счастлив долго, казалось даже, что счастью его не будет конца.
Но Изида ждала и ждала, невзирая на множество насмешек, сыпавшихся на нее с Солнца, она продолжала ждать и наконец заметила признаки конца. Все звуки стали обычны для человека, начиная с треска сверчка под розовым кустом и вплоть до рева морей и громовых звуков облаков во время бурь. Он заскучал, затосковал, вернулся к своему месту печали на берегу реки и наконец упал без малейших признаков жизни. Изиде стало жаль его, и она сказала Озирису:
– Взгляни, господин мой, твое создание умирает.
Но Озирис оставался недвижим, ибо более ничего не мог дать человеку.
– Должна ли я теперь помочь тебе? – спросила она.
Озирис был слишком горд, чтобы выразить свое согласие.
Тогда Изида, связав последние петли и скатав свою работу в блестящий клубок, бросила его вниз, бросила так, что он упал рядом с человеком. Услыхав звук чего-то упавшего рядом с собой, человек оглянулся: перед ним стояла женщина – первая женщина, явившаяся помочь ему. Она протянула ему руку, ухватившись за которую он приподнялся и с тех пор не знал несчастья, но вечно был счастлив.
– Такова, о сын Гура, природа прекрасного, как об этом повествуют у нас на Ниле.
Она умолкла.
– Прелестная выдумка и притом остроумная, – сказал он прямо, – но не законченная. Что же сделал Озирис?
– Ах да, – сказала она. – Он вернул свою супругу обратно на Солнце, и они зажили весело, помогая друг другу.
– И мне не поступить ли так, как сделал первый человек?
Он взял руку, обвивавшую его шею, и поцеловал ее.
– Ты пойдешь, отыщешь царя, – сказала она, нежно гладя другой рукой его голову, – и будешь служить ему. Своим мечом ты заслужишь его лучшие дары, и первый его воин будет моим героем.
Через миг его лицо оказалось совсем близко к ее лицу. Во всем небе ничто не блистало ему так ярко, как ее глаза, хотя и оттененные густыми ресницами. Он обнял ее и стал страстно целовать, говоря:
– О Египет, Египет! Если у царя будут короны, то одна из них будет моя, и я принесу ее и возложу на то место, которое я обозначил своим поцелуем. Ты будешь моей царицей, прелестнейшей из всех цариц. И мы будем вечно, вечно счастливы!
– И ты будешь обо всем говорить мне и позволишь мне во всем помогать тебе? – спросила она, целуя его.
Этот вопрос охладил его пыл.
– Разве не довольно тебе моей любви? – спросил он.
– Совершенная любовь немыслима без полного доверия, – заметила она. – Но не беда. Со временем ты лучше узнаешь меня.
Она отняла свою руку и привстала.
– Ты жестока! – сказал он.
Уходя, она остановилась у верблюда и, целуя его лоб, сказала:
– Ты благороднейшее существо, ибо любовь твоя чужда всяких подозрений.
5. Вестник и Царь
На третий день путешествующие остановилась у реки Иавок, где уже раньше расположились со своими животными около ста человек, большей частью из Персии. Едва успели они слезть на землю, как человек с кувшином воды подошел к ним и предложил напиться. Когда они с признательностью приняли предложение, он сказал, смотря на верблюда:
– Я возвращаюсь с Иордана, куда в настоящее время собралось из дальних стран много народа, путешествующего, как и вы, именитые друзья, но ни у одного из них нет такого прекрасного слуги, как ваш. В высшей степени благородное животное. Позвольте спросить, какой он породы?
Валтасар ответил и отправился искать место для стоянки, но более любопытный Бен-Гур воспользовался случаем для разговора.
– На каком месте реки сошелся народ? – спросил он.
– В Вифаваре.
– Это, должно быть, в том месте, где брод? Не могу понять, чем такое уединенное место могло заинтересовать путешественников.
– Я вижу, – сказал незнакомец, – что вы издалека и не слышали доброй вести.
– Какой вести?
– А той, что из пустыни явился святой человек, говорящий удивительные проповеди, которые сильно действуют на всех слушающих его. Он называет себя Иоанном из Назарета, сыном Захарии, и говорит, что он предтеча Мессии.
Даже Ира стала внимательно прислушиваться, когда незнакомец продолжал:
– Об этом Иоанне рассказывают, что он с детства вел жизнь в пещере у Ен-Геди, молясь и постясь строже, чем ессеи. Толпа стекается слушать его проповеди. Я тоже иду, чтобы послушать его.
