которой было покрыто белоснежной скатертью. Поставив их на землю возле себя, она развязала покрывало, падавшее с головы, сложила руки на коленях и стала пристально всматриваться в то место, где холм круто спускается к Акелдаме Скудельничьему полю.
Было очень рано, и к колодцу она пришла первая. Скоро, однако, появился мужчина с кожаным мехом и веревкой. Поприветствовав маленькую темнолицую женщину, он распустил веревку, прикрепил ее к меху и стал ожидать своих клиентов. Другие, поступающие так, добывали воду для себя, он же был водоносом по профессии и сотни раз за день наполнял самые большие кувшины, которые могла унести только очень сильная женщина.
Амра сидела тихо и ничего не говорила. Взглянув на ее кувшин, мужчина спросил, не желает ли она, чтобы его наполнили: она вежливо отказалась, после чего он перестал обращать на нее внимание. Она же все время сидела на одном месте, внимательно глядя на холм.
Показалось солнце, а она все еще ждала чего-то. Пока она так сидит в ожидании, посмотрим, каково ее намерение.
Амра имела обыкновение ходить на рынок после наступления ночи. Прокрадываясь из дома незамеченной, она отыскивала лавки, чаще всего у Рыбных ворот, закупала мясо, овощи и, возвратившись, запиралась в доме.
Можно себе представить ее радость от присутствия Бен-Гура в старом доме, но она ничего не могла сообщить ему о своей госпоже и Тирсе. Иуде хотелось бы переселить ее на место не столь уединенное, но она отказалась переезжать. Ей же, наоборот, хотелось, чтобы он опять занял свою комнату, оставшуюся такой же, какой он ее покинул, но это представляло слишком большую опасность быть открытым, а он хотел избежать всего, могущего возбудить подозрение. Он собирался посещать ее по возможности часто, приходя и уходя по ночам. Она вынуждена была довольствоваться этим и стала придумывать способы сделать его счастливым. Ей не приходило в голову, что он уже мужчина, она не помышляла о том, что он мог изменить свои отроческие вкусы, и думала, что ему можно доставить удовольствие, предлагая свои былые услуги. Он очень любил варенья, она припомнила те из них, которые ему особенно нравились, и решила приготовить их, чтобы всегда иметь под рукой их запас на случай, когда он придет. Кто бы мог быть счастливее? Так и в эту ночь она ранее обыкновенного подымалась к рынку у Рыбных ворот. Бродя по нему в поисках лучшего меда, она случайно услышала рассказ одного человека.
Читатель догадается сам, что это был за рассказ, если мы скажем, что рассказчиком был один из людей, державших факелы перед комендантом крепости Антония, когда в глубине камеры No VI нашли Гуров. Он передал все подробности, и она слышала как имена заключенных, так и слова, с которыми они обращались к трибуну.
Чувство, с которым Амра внимала повествованию, вполне соответствовало ее преданности. Сделав закупки, она возвращалась домой, как в чаду. Какое счастье она доставит своему мальчику! Она нашла его мать!
Она несла корзину, то смеясь, то плача от радости, но внезапно остановилась и задумалась. Она собирается рассказать ему о проказе его сестры и матери. Он пойдет по отвратительным жилищам холма Дурного Совета, зайдет в каждую зараженную могилу, спрашивая о них, болезнь пристанет к нему, и он подвергнется их участи. Она стала ломать руки. Что ей делать?
Подобно многим до и после нее, она пришла к странному решению, внушенному ей если не мудростью, то привязанностью.
Она знала, что прокаженные имеют обыкновение по утрам выходить из своих жилищ на холме и запасаться на день водой из колодца Ен-Рогел. Принеся кувшины, они ставят их на землю и в отдалении дожидаются, пока те наполнятся. С этой же целью должны были прийти ее госпожа и Тирса, ибо закон неумолим: прокаженный богач не лучше прокаженного бедняка.
Амра решила не говорить Бен-Гуру о слышанном ею разговоре, а одной пойти к колодцу и ждать. Голод и жажда приведут туда несчастных, и она верила, что они узнают друг друга.
Тем временем вернулся Бен-Гур, и они много говорили. Завтра должен прийти Маллух, и немедленно начнутся поиски несчастных женщин. Для собственного утешения они обойдут все потаенные места. Без сомнения, тайна тяжело мучила служанку, но она хранила молчание.
После его ухода она занялась приготовлением вкусных кушаний, прилагая к этому делу все возможное старание. Когда звезды показали приближение утра, она наполнила корзину, выбрала кувшин и пошла по дороге к Ен-Рогелу, где мы ее и застали.
Вскоре после восхода солнца, когда работа у колодца была самая спешная и водонос торопился больше всего, когда с полдюжины мехов действовали в одно и то же время, когда каждый спешил уйти прежде, чем утренняя свежесть сменится дневным жаром, обитатели холма начали отодвигать двери своих могил. Несколько позже можно было различить их группы, в которых угадывалось немало крошечных детей. Прокаженные быстро спустились с крутого откоса – женщины с кувшинами за плечами, старые и очень слабые мужчины, хромые с посохами и на костылях. Иных несли на спине, других, как груды лохмотьев, на носилках. И это общество величайших страдальцев согревалось светом любви, которая делает жизнь сносной и даже привлекательной.
Амра следила за этими людьми со своего сиденья у колодца. Не раз она воображала, что видит тех, кого искала. В том, что они были здесь, на холме, она не сомневалась. Она знала также, что они должны спуститься и подойти ближе. Они придут, когда весь народ у колодца будет удовлетворен.
Около самого основания горы была могила, которая не раз привлекала взгляд Амры своим широким отверстием. Камень больших размеров стоял возле ее входа. В самые жаркие часы дня в нее проникало солнце, и вместе с тем она казалась неудобной для жилища какого-нибудь живого существа, кроме разве диких собак. Однако, к своему вящему удивлению, терпеливая египтянка увидела выходящих оттуда двух женщин, из которых одна частью поддерживала, частью вела другую. Волосы у обеих были белы, обе выглядели старыми, но их одежда не была разорвана. Они озирались кругом, как будто все для них было ново. Ей показалось даже, что они съежились, подавленные ужасом отвратительного скопища, к которому принадлежали. Конечно, это были слишком незначительные поводы, чтобы ускорить биение ее сердца и сосредоточить ее внимание исключительно на них.
Две женщины на некоторое время остановились у камня, затем начали медленно, печально, нерешительно приближаться к колодцу, откуда народ кричал им, чтобы они остановились. Они продолжали идти. Водонос подобрал несколько булыжников, готовясь бросать ими в них. Толпа слала им проклятья, еще большая толпа на холме хрипло кричала:
– Нечистые! Нечистые!
'Без сомнения, – подумала Амра, – без сомнения, обычаи прокаженных им неизвестны'. Она встала и пошла им навстречу, взяв в обе руки корзину и кувшин. Шум у колодца немедленно утих.
– Что за глупость, – сказал один, смеясь, – что за глупость таким образом подавать милостыню мертвым.
Амра, побуждаемая лучшими чувствами, шла далее. Разве она ошиблась? Сердце трепетало в ее груди, но чем ближе она подходила, тем более ее охватывало сомнение и смущение. За четыре или пять ярдов от того места, где они стояли, ожидая ее, она остановилась.
Неужели это любимая госпожа, у которой она так часто с благодарностью целовала руку, образ которой, полный женственной красоты, она так верно запечатлела в памяти! А где Тирса, которую она нянчила, за которой ходила во время болезни, в играх которой принимала участие, – эта улыбающаяся красавица, певунья Тирса, свет большого дома, будущее утешенье ее старости!
– Это какие-то старухи, – мысленно сказала она себе. – Я никогда не видела их прежде. Я пойду назад.
И она собралась вернуться к колодцу.
– Амра! – позвала одна из прокаженных.
Египтянка выронила кувшин и с трепетом оглянулась назад.
– Кто ты? – воскликнула она.
– Мы те, кого ты ищешь.
Амра упала на колени.
– О, госпожа, госпожа! Благословен ваш Бог, ставший и моим Богом, за то, что Он привел меня к вам!
