белыми нитками и тенденциозна, поскольку ее главная цель — повергнуть читателя в шок.
— Тогда забудь об этой туфте и держи глаза открытыми, высматривай, — посоветовал Траск.
— Что высматривать-то?
— Настоящую новость, большую историю. Появится Дева Мария в Лурде к воскресенью или не появится. Если что-то узнаешь, эксклюзивом это, конечно, не назовешь, но для меня сойдет.
— Это значит, просто сидеть и ждать.
— Значит, сиди и жди.
Чувствуя, что он вот-вот бросит трубку, Лиз решилась задать еще один вопрос, хотя и ненавидела себя за него:
— Да, кстати, Билл, хотела спросить тебя еще об одном. Так, из чистого любопытства. Как у Маргарет продвигаются дела с историей Вирона?
— На мой взгляд, отлично. Кажется, она вплотную подобралась к нему. Собирается завтра сдать готовую работу.
— Ну, тогда удачи ей, — пробормотала Лиз.
Бросив трубку, она испытала сильное желание наложить на себя руки. Прощай, работа. Прощай, карьера. Прощай, Париж. Здравствуй, пожизненное рабство в каком-нибудь вонючем городишке на американском Среднем Западе.
Несомненно, это был самый мрачный момент в ее взрослой жизни.
Зазвонил телефон. Лиз взмолилась в душе, чтобы ей дали передохнуть.
Это была Аманда Спенсер.
— Я так рада, что застала тебя, Лиз, — с энтузиазмом произнесла Аманда. — Я пообщалась с отцом Руланом, как и собиралась. Помнишь, я тебе говорила, Лиз? Он был рад мне помочь.
— С чем?
— С именем человека в Бартре, у которого он купил дневник Бернадетты. Это мадам Эжени Готье. У меня назначена с ней встреча. Я уезжаю в Бартре буквально через несколько минут. Может, присоединишься?
— Спасибо за хлопоты, но не хочу, — ответила Лиз. — Думаю, уже выслушала о Бернадетте все, что только можно. Нашему отделению эта тема не интересна. Так что с меня достаточно.
— Но ведь никогда не знаешь наперед, — попыталась возразить Аманда.
— Поверь, уж я-то знаю, — сказала Лиз. — Удачи. Она тебе наверняка пригодится.
Доктор Поль Клейнберг полулежал на кровати в своем номере в отеле «Астория», подложив под спину подушку. Он отдыхал и читал, ожидая звонка от Эдит Мур, которая должна была сообщить свое окончательное решение. Его выводило из себя то, что приходится тратить время на принятие каких-то решений, когда у бедной женщины на деле просто нет выбора. Его прогноз был окончательным и обжалованию не подлежал. Болезнь смертельна, и если пациентка не ляжет под скальпель доктора Дюваля, согласившись на генетическую имплантацию, то ее уже сейчас можно готовить к похоронам. Казалось невероятным, что она станет рисковать своей жизнью, уповая на повторное чудо, после того как первое ушло от нее без остатка. И тем не менее она связывает собственное будущее, саму жизнь со своим мужем Регги — эгоистом и прожектером, которому, похоже, совершенно безразлична судьба жены.
Тянуть время в сложившейся ситуации казалось сущим сумасшествием. Клейнбергу больше всего хотелось поскорее оставить весь этот дурдом позади и оказаться в своей уютной квартирке в Париже.
В этот момент у него под локтем зазвонил телефон. Звонок, заставший доктора в момент раздумий, прозвучал с призывностью набата.
Он схватил трубку, ожидая услышать Эдит Мур, однако, к его удивлению, заговорил мужчина.
— Доктор Клейнберг? Это Регги Мур.
Учитывая их недавнюю встречу и особенно расставание, Клейнберг был поражен тем, что голос Регги звучал на редкость дружелюбно.
— Да, мистер Мур. Вообще-то я ожидал звонка от вашей жены.
— Знаете, так получилось, но она поручила позвонить мне. Вот я и звоню. Эдит рассказала о вашем визите в отель. Она в самом деле нехорошо себя чувствовала, и я вам искренне благодарен.
— Значит, вы в курсе насчет доктора Дюваля?
— Да, конечно. Она рассказала мне все о его новом методе хирургии.
— Она не могла решиться, — проговорил Клейнберг. — Хотела сначала поговорить с вами.
— Мы с ней рассмотрели этот вопрос во всех подробностях, — загадочно поведал Регги.
— Вы пришли к какому-нибудь решению?
— Сперва я хотел бы увидеться с вами. Обсудить все. Вы не очень заняты?
— Я совершенно свободен. И нахожусь здесь исключительно из-за вашей жены.
— Когда бы мы могли с вами увидеться?
— Сейчас, — сказал Клейнберг.
— Вы, стало быть, остановились в «Астории» начал прикидывать Регги. — Я этот отель знаю. У них там двор такой приятный с садиком, где подают кофе. Может, там и встретимся? Ну, скажем, минут через пятнадцать. Как вам мое предложение?
— Договорились. Через пятнадцать минут.
Клейнберг отбросил книгу в сторону и встал с постели. Теперь он был не только раздражен, но и заинтригован. Какого дьявола хочет от него Регги Мур? Что тут обсуждать? Почему он не мог сообщить об их решении по телефону? В таком случае можно было бы уже сейчас позаботиться об операционной в больнице Лурда или, наоборот, начать паковать вещи, готовясь к возвращению домой. Тем не менее Клейнберг умылся, причесался, повязал галстук и надел пиджак. Приведя себя в порядок, он спустился вниз.
Дворик отеля «Астория» оказался и в самом деле недурен. Там шумел обычный для таких мест фонтан, картину оживляли желтые ставни на гостиничных окнах, под которыми зеленел кустарник. Во дворе были расставлены шесть круглых пластиковых столов с белыми стульями, сделанными из реек. Все столы за исключением одного были свободны. Этот стол занимал человек внушительных габаритов, пыхтящий сигарой. Сигара принадлежала Регги Муру.
Легко сбежав по ступенькам, Клейнберг направился к столу. Мур подал руку, не вставая. Доктор Клейнберг сел напротив.
Регги сообщил:
— Я заказал кофе для нас двоих. Вы не против?
— То, что доктор прописал, — ответил Клейнберг.
Регги грубо гоготнул и присосался к своей сигаре. Постепенно его лицо приняло серьезное выражение. Когда он заговорил, вид у него был почти смиренным, а голос звучал покаянно:
— Извините за то, что малость повздорил с вами тогда в городе. Вообще-то орать на людей не в моем характере.
— У вас были причины для расстройства, — заметил Клейнберг, который не слишком доверял маленьким победам. — Сейчас вы выглядите гораздо спокойнее.
— Так оно и есть, — подтвердил Регги.
Он наблюдал за тем, как официант ставит на стол чашки с кофе, сливки, сахар и кладет рядом счет. Однако не похоже было, чтобы это его действительно интересовало. Клейнберг догадывался, что у Регги на уме что-то особое, а потому не спешил начинать разговор.
Регги поднес чашку к губам, жеманно оттопырив мизинец, и отхлебнул кофе. Затем скривился и поставил чашку обратно.
— Вы уж простите, но этот французский кофе просто дрянь, — извинился он.
Клейнберга эта фраза несколько позабавила.
— Не я его варил, — усмехнулся он.
Регги еще раз затянулся сигарой и аккуратно положил ее на краешек пепельницы, очевидно готовый перейти к делу.
— Да, — произнес он, — у нас с супругой был долгий разговор. Вам больше нечего добавить к своему диагнозу?
