— Но если Олив не убивала Эмбер, — начала Роз, — тогда кто мог сделать это?
— Гвен, — произнес мистер Хопвуд удивленно, словно это было ясно и без слов, и пригладил свои седые волосы. — Я считаю, что Олив увидела, как мать обижает Эмбер. Этого было вполне достаточно для того, чтобы Олив взбесилась, полагая, конечно, что она по-прежнему любила свою сестру.
— Ну, а Гвен была способна совершить убийство?
Супруги переглянулись.
— Мы всегда так думали, — заговорил мистер Хопвуд. — Она была очень враждебно настроена в отношении Эмбер. Наверное, из-за того, что девочка во всем напоминала отца.
— А что по этому поводу думала полиция? — поинтересовалась журналистка.
— Мне кажется, Роберт Мартин рассказал им то же самое, что и я. Но Олив стала все отрицать.
Роз изумленно взглянула на мужчину.
— Вы хотите сказать, что отец Олив сам заявил в полицию о том, будто его жена забила насмерть младшую дочь, а затем старшая убила ее саму?
Мистер Хопвуд кивнул.
— Господи! — чуть не задохнулась Роз. — Ее адвокат даже словом не обмолвился об этом. — Она задумалась на секунду. — Тогда все это означает, что Гвен избивала своего ребенка и раньше. Никто не стал бы обвинять в подобном женщину, если бы у него не было на то оснований, верно?
— Может быть, он просто разделял наше мнение о том, что Олив не могла убить любимую сестру?
Роз задумчиво погрызла большой палец и уставилась на ковер.
— В своем заявлении она утверждает, что ее отношения с матерью и сестрой никогда не были близкими. Я могла бы поверить в то, что сестры после школы разошлись, и их дружба угасла, но как же тогда воспринимать поведение отца, который предполагал, что Олив и Эмбер продолжали любить друг друга, и старшая сестра решила отомстить за младшую? — Она помотала головой. — Я больше чем уверена в том, что адвокат Олив никогда не слышал о поступке Роберта. Этот бедняга пытался выстроить защиту дочери на пустом месте. — Она взглянула на мистера Хопвуда. — Но почему тогда мистер Мартин отказался от своей затеи? Почему он допустил такое, что Олив призналась в совершении убийства? Если верить ей, она не хотела мучить его долгим судебным разбирательством, которое, по ее словам, все равно ни к чему хорошему бы не привело.
Мистер Хопвуд покачал головой.
— Я ничего не могу сказать по этому поводу. Мы с тех пор его больше не видели. Не исключено, что он сам, в конце концов, поверил в ее виновность. — Он принялся массировать изуродованные артритом суставы пальцев. — Наша общая проблема заключается в том, чтобы поверить, что знакомый человек способен совершить что-то ужасное. Вся сложность таится в следующем: мы должны будем смириться с тем, что имели об этом человеке все это время ошибочное суждение. Мы знали Олив еще до того, как произошли убийства. Вы, как я понимаю, встретились с ней уже потом. В обоих случаях, однако, мы не смогли разглядеть в ее характере того изъяна, который привел к убийствам ее собственной матери и сестры, и поэтому стали искать какие-то объяснения. Но их не существует, как мне кажется. Ведь полиция не выбивала из нее признание насильно. Насколько я понимаю, именно полицейские настояли на том, чтобы она подождала прихода своего адвоката, и только потом делала заявление.
Роз нахмурилась.
— И все же вас до сих пор волнует то, что случилось тогда.
Он чуть заметно улыбнулся.
— Только тогда, когда кто-то начинает бередить старые раны. А в общем и целом мы редко вспоминаем об этом. И уж никак нельзя забывать о том, что она сама написала заявление и призналась в содеянном.
— Люди довольно часто признаются в тех преступлениях, которые они не совершали, — резко отозвалась Роз. — Тимоти Эванс был повешен за свое признание, а в это время где-то рядом Кристи продолжал хоронить очередные жертвы под полом. Сестра Бриджит говорила мне о том, что Олив врала почти во всем. И вы, и ваша дочь рассказывали о том, как она фантазировала. Что же заставляет вас поверить, что в тот раз она сказала правду?
Супруги молчали.
— Простите меня. — Роз попыталась улыбнуться, как бы извиняясь. — Я не хотела произносить такую речь в ваш адрес. Мне просто хочется разобраться в этом запутанном деле. Слишком уж много в нем всяких несоответствий. Например, почему Роберт Мартин предпочел остаться жить в доме после убийств? Можно было бы предположить, что он сразу уедет из него в другое место.
— Вам лучше всего поговорить с полицией, — предложила миссис Хопвуд. — Им известно об этом деле больше, чем кому-либо другому.
— Это верно, — согласилась Роз. — Так я и поступлю. — Она подняла с пола чашку с блюдцем и переставила их на столик. — Можно мне еще спросить вас о трех вещах? И тогда я оставлю вас в покое. Первое: не знаете ли вы, кто еще мог бы помочь мне?
Миссис Хопвуд покачала головой.
— Я практически ничего не знаю о ней. Мы не виделись с тех пор, как она закончила школу. Вам нужно отыскать тех, кто с ней вместе работал.
— Что ж, это честный ответ. Второе: знали ли вы о том, что Эмбер родила ребенка в возрасте тринадцати лет? — Роз сразу же заметила изумление на лицах обоих супругов.
— Боже мой! — всплеснула руками миссис Хопвуд.
— Именно. Третье… — Тут она замолчала, вспомнив реакцию Грэма Дидза на свое сообщение. Его оно почему-то развеселило. Честно ли будет с ее стороны делать из Олив посмешище еще раз? — И третье, — твердо повторила она. — Гвен убедила Олив сделать аборт. Вам об этом что-нибудь известно?
Миссис Хопвуд о чем-то задумалась.
— Это случилось где-то в начале восемьдесят седьмого года?
Роз, не совсем уверенная, на всякий случай все же кивнула.
— У меня самой были некоторые проблемы в климактерический период, — как бы, между прочим, заметила миссис Хопвуд. — И я совершенно случайно наткнулась в больнице на Гвен и Олив. Кстати, тогда я их видела в последний раз. Гвен очень нервничала и пыталась притвориться, что пришла туда потому, что должна была провериться у гинеколога. Однако по их поведению я поняла, что проблемы имелись как раз у дочери. Бедная девочка была вся в слезах. — Она сердито покачала головой. — Какая жестокая ошибка запретить дочери иметь ребенка! Конечно, теперь все становится понятно, и убийства могут быть объяснены. Наверное, все это и случилось как раз в то время, когда должен был бы родиться малыш. Не удивительно, что у Олив нервы оказались не в порядке.
Роз вернулась на Левен-роуд. На этот раз дверь в дом номер 22 оказалась приоткрытой, и молодая женщина возилась в саду, подстригая живую изгородь. Роз остановила машину у обочины и вышла.
— Здравствуйте, — решительно произнесла она и пожала крепкую ладонь хозяйки дома. «Этот дружеский жест, — надеялась Роз, — наверняка окажет свое благоприятное действие, она не станет захлопывать передо мной дверь, как поступила в прошлый раз ее соседка». — Меня зовут Розалинда Лей. Я приезжала сюда на днях, но вас не было дома. Вижу, что вы очень заняты, поэтому не буду отвлекать вас от работы. Но не могли бы мы немного поговорить?
Молодая женщина пожала плечами и продолжила свое занятие.
— Если вы что-то продаете и надеетесь мне это всучить, включая и религиозную литературу, то сразу предупреждаю: вы понапрасну теряете время.
— Я бы хотела поговорить о вашем доме.
— О Боже! — с отвращением поморщилась женщина. — Иногда я даже жалею, что мы приобрели это проклятое жилище. Кто вы такая? Исследователь непонятных явлений? Они все чокнутые. И почему-то считают, что у нас на кухне должна откуда-то капать то ли эктоплазма, то ли еще что-то столь же омерзительное.
— Нет. Моя профессия более земная. Я должна написать продолжение истории об Олив Мартин и о
