— Наверное, посижу в машине. Мне нужно поработать над кое-какими записями.
Он помахал куском рыбы в воздухе.
— Я готовлю стейки из рыбы со слегка распаренными овощами и жареным в масле картофелем.
— Молодец!
— Тут хватит и на двоих.
Роз улыбнулась.
— Это приглашение или изысканная форма пытки?
— Конечно, приглашение.
Она не спеша вернулась.
— Если честно, то я умираю от голода.
Едва заметная теплая улыбка появилась на лице Хэла.
— Так что у нас новенького?
Он пригласил Роз на кухню и отодвинул для нее стул от стола. Затем он критически осмотрел ее и включил газ на плите.
— Ты выглядишь так, будто не ела по-настоящему уже несколько дней.
— Так оно и есть. — Ей вспомнились слова молодого полицейского в участке. — А ты хороший повар?
Он не стал отвечать и повернулся спиной к журналистке. Она тут же пожалела о том, что задала столь бестактный вопрос. Для нее предстоящая беседа с Хэлом казалась такой же пугающей, как и с Олив. Роз, похоже, не могла сказать и слова, чтобы не задеть чувства бывшего сержанта. Он налил ей вина, и она, пробормотав невнятное «спасибо», теперь сидела в тишине, которая ее нестерпимо угнетала. Так прошло пять минут, а Роз все никак не могла придумать, как ей лучше начать разговор. Она сильно сомневалась в том, что он охотно согласится помочь ей в сборе материала к книге об Олив.
Он положил стейки на подогретые блюда, аккуратно окружил их цельными жареными картофелинами, распаренными овощами и симпатичными миниатюрными морковками, а потом залил соусом со сковородки.
— Ну, вот, — коротко объявил он, подталкивая блюдо поближе к Роз, вероятно, даже не сознавая, насколько неуютно чувствовала себя сейчас его гостья. — Надеюсь, это улучшит ваш цвет лица. — После этого он сам присел за стол и набросился на еду. — Ну, что, женщина, приступай. Чего ты ждешь?
— Нож и вилку.
— Ах, да! — Он открыл ящик стола и, не глядя, вынул оттуда все, что требовалось для трапезы. — А теперь посвяти себя еде и не болтай зря. Пищей тоже надо уметь наслаждаться.
Далее Роз не нужно было уговаривать, и она с удовольствием приступила к еде.
— Сказочно! — наконец, резюмировала журналистка через некоторое время, с удовлетворением отодвигая от себя в сторону пустое блюдо. — Просто потрясающе.
Он приподнял одну бровь.
— Ну, и каков будет приговор? Так умею я готовить или нет?
Роз рассмеялась.
— Безусловно, умеешь. Можно мне спросить тебя кое о чем?
Он снова наполнил ее опустевший бокал.
— Если в этом есть необходимость.
— Если бы я сегодня не приехала, ты бы съел все это один?
— Я мог бы остановиться и после первого стейка. — Хэл помолчал. — А может быть, и нет. Сегодня столики у меня никто не заказывал, а такие вещи долго не хранятся. Скорее всего, я одолел бы оба.
В его голосе прозвучала горечь.
— И сколько же времени ты сможешь оставаться без посетителей? — неосторожно спросила Роз,
Но он сделал вид, что не расслышал ее.
— Ты говорила, что тебе необходимо со мной побеседовать, — напомнил Хэл. — О чем же?
Журналистка кивнула. Очевидно, ему, так же, как и ей самой, вовсе не хотелось зализывать свои раны на людях.
— Об Олив Мартин, — начала она. — Я пишу о ней книгу. Судя по всему, ты как раз был одним из тех полицейских, кто ее арестовал.
Он ответил не сразу, а некоторое время разглядывал собеседницу, поднеся бокал поближе к лицу.
— А почему книга будет именно об Олив Мартин?
— Она меня заинтересовала. — Она не могла предугадать его реакцию на свои слова.
— Ну, разумеется. — Хэл неопределенно пожал плечами. — Она совершила нечто из ряда вон выходящее. Так что было бы странно, если бы такая личность тебя не заинтересовала. Ты с ней уже встречалась? Роз кивнула.
— Ну и?
— Мне она понравилась.
— Это потому, что ты слишком наивна. — Он потянулся, выставив обе руки к потолку так, что хрустнули суставы в плечах. — Сначала ты собралась с силами и сконцентрировалась, приготовившись нырнуть в сточную канаву, чтобы вытащить оттуда настоящего монстра, а выяснилось, что тебе придется иметь дело со сравнительно симпатичным человеком. Олив в этом не уникальна. Большинство преступников приятны в общении почти все время. Можешь спросить об этом любого тюремщика. Кому, как не им, знать о том, что вся исправительная система держится на доброжелательности заключенных. — Он прищурился. — Но Олив умудрилась зарубить насмерть двух совершенно невинных людей. И то, что она показалась тебе обычным человеком, вовсе не умаляет ее страшного поступка.
— Разве я сказала что-то другое?
— Но ты собираешься писать о ней книгу. И даже если в ней ты осудишь Олив, в любом случае, она станет чем-то вроде знаменитости. — Он подался вперед, и в голосе его прозвучало недружелюбие. — А как же насчет ее матери и сестры? Где же справедливость в отношении их самих, если книга будет написана об убийце, и ей же достанутся и слава, и почет?
Роз опустила глаза.
— Меня это сильно беспокоит, — признала она. — Нет, даже не так. — Она взглянула на Хэла. — Раньше меня это беспокоило. Теперь я больше уверена в том, куда стремлюсь. Но я поняла, что ты имел в виду, говоря о жертвах. Сейчас очень просто сосредоточить внимание на Олив. Она жива. А они умерли, и мертвых трудно воскресить в памяти. Приходится полагаться на слова тех людей, которые рассказывают об усопших. Но их восприятие могло быть неверным еще и в те времена, а теперь к этому прибавляется и неточность памяти. — Журналистка вздохнула. — Я все еще сомневаюсь, стоит ли мне писать об Олив, и притворяться здесь нет никакого смысла. Но мне необходимо понять, что же именно случилось в тот самый день, прежде чем я приму окончательное решение. — Она дотронулась до ножки бокала. — Может быть, я действительно чересчур наивна, но меня нужно убедить в том, что это плохо. Я могу поспорить и даже доказать, что те, кому частенько приходится нырять в сточные канавы и выгребные ямы, иногда выбираются оттуда с чувством зависти или ревности.
— Что бы это могло значить? — Казалось, Хэла развеселило такое суждение.
Она снова внимательно взглянула на бывшего полицейского.
— Ведь то, что натворила Олив, шокировало вас. Но вовсе не удивило. Наверное, вы знали людей, которые совершали нечто подобное, и раньше?
— Ну и что?
— Поэтому вам и в голову не пришло узнать, почему она сделала это. А вот я — наивный человек, — тут она уверенно выдержала его взгляд, — и удивлена, и шокирована, и хочу узнать, почему все это произошло.
Хэл нахмурился.
— Все написано в ее заявлении. Сейчас я точно уже не вспомню все подробности, но она была возмущена и обижена тем, что ей не устроили праздничную вечеринку в день рождения. Как мне кажется, она рассердилась в тот момент, когда мать запретила Эмбер звонить на работу и притворяться больной ради того, чтобы составить компанию сестре. Между прочим, бытовые ссоры по мелочам иногда приводят к
