прощанием, и она знала это. Она тоже плакала. Он чувствовал в воздухе свежий чистый запах дождя.
Но она плакала по совсем другой причине. Она плакала, потому что жалела его и его будущее, а не потому что, любила его или, что ее сердце разбивалось от мысли, что она никогда-никогда больше его не увидит. Да, ей будет его не хватать. Она будет беспокоиться о нем, безусловно. Но не тосковать по нему. Впрочем, так было всегда.
И все это должно было порвать его цепи и вырвать из этой слезно-сопливой рутины, но как бы ни так. Он полностью погрузился в грусть.
Конечно, он будет видеться с Зейдистом там, на Другой Стороне. Но ее… он не мог себе представить, что она придет к нему. И, скорее всего это будет неправильно, он ведь Праймэйл, и личные встречи с женщиной из внешнего мира будут непростительными, даже если это шеллан его близнеца. Моногамия с Избранными — вот удел настоящего Праймэйла.
Тогда до него дошло. Ребенок. Он никогда не увидит малыша ее и Зи. Разве что только на фотографиях.
Щетка прижалась к его волосам и пробежалась по затылку. Закрыв глаза, он отдался ее ритмичным движениям.
— Я хочу, чтобы ты полюбил.
— Все в порядке.
Она остановилась и встала перед ним.
— Я хочу, чтобы ты полюбил кого-то по-настоящему. Не так, как думаешь, что ты любишь меня.
Он нахмурился.
— Без обид. Но ты не можешь знать…
— Фьюри, на самом деле ты не любишь…
Он встал, и их глаза встретились.
— Пожалуйста, прояви ко мне уважение, прекратив предполагать, что знаешь мои эмоции лучше, чем я.
— Ты никогда не был с женщиной.
— Был. Прошлой ночью.
На мгновенье она замолчала. Затем сказала:
— Не в клубе. Пожалуйста, только не…
— Это было в ванной в задней части клуба. И это было хорошо. Опять же, она была профессионалкой.
Отлично, он вел себя как полный мудак.
— Фьюри… нет.
— Можно мне мою щетку обратно? Думаю, мои волосы уже в полном порядке.
— Фьюри…
— Щетку. Пожалуйста.
Через какое-то время, казалось, прошел целый век, она отдала ему то, что он просил. Когда он протянул руку и взял щетку, на какой-то момент, длиной во вздох, их соединяла деревянная ручка, потом она опустила руку.
— Ты заслуживаешь лучшего, — прошептала она. — Ты выше всего этого.
— Нет, не заслуживаю. — О Господи, ему хотелось сбежать от выражения горя на ее лице. — Не позволяй своей жалости делать из меня принца, Бэлла.
— Это саморазрушение. Все это.
— Едва ли. — Он подошел к бюро, взял косячок, затянулся. — Я хочу этого.
— Правда? Не потому ли ты весь день куришь красный дымок? Им уже пропах весь дом.
— Я курю, потому что у меня зависимость. Я наркоман, у которого отсутствует сила воли, Бэлла, и который прошлой ночью трахал шлюху в общественном месте. Ты должна меня осуждать, а не жалеть.
Она покачала головой.
— Не пытайся выставить себя передо мной полным уродом. Не получится. Ты достойный мужчина…
— Да ради Бога…
— …который пожертвовал многим ради своих братьев. И, наверное, слишком многим.
— Бэлла, прекрати.
— Мужчина, который пожертвовал ногой, чтобы спасти своего близнеца. Который храбро сражался за свою расу. Который отказывается от своего будущего ради счастья своего брата. Невозможно совершить что-то еще более благородное.
Ее взгляд был твердым, как скала, когда она смотрела на него снизу вверх.
— Не говори мне, кто ты. Я вижу тебя лучше, чем ты видишь себя.
Он заходил по комнате, пока не оказался возле комода. Он надеялся, что на Другой Стороне не было зеркал. Он ненавидел свое отражение. И всегда ненавидел.
— Фьюри…
— Уходи, — сказал он хрипло. — Пожалуйста, просто уйди. — Когда она этого не сделала, он обернулся. — Ради бога, не заставляй меня сломаться на твоих глазах. Мне нужна моя гордость прямо сейчас. Она единственная держит меня на ногах.
Она прижала ладонь к своим губам и быстро заморгала. Затем взяла себя в руки проговорила на древнем языке.
— Удачи тебе Фьюри, сын Эгони. Пусть твои ноги никогда не сходят с верной тропы, а ночь осторожно лежит на твоих плечах.
Он поклонился.
— Желаю тебе того же, Бэлла, возлюбленная налла моего кровного брата Зейдиста.
Когда дверь за ней закрылась, Фьюри опустился на кровать и поднес косячок к губам. Он оглядел комнату, в которой жил с тех пор, как Братство переехало в этот особняк. Осознал, что это место никогда не было ему домом. Это была просто комната для гостей… роскошная, безликая комната для гостей… четыре стены с дорогими картинами маслом, хорошими коврами и занавесками, пышными, как бальное платье.
Как хорошо было бы иметь дом.
А у него его никогда не было. После похищения Зейдиста, еще младенцем, их мамэн заперла себя в подвале, а отец начал охоту на няньку, укравшую Зи. Взрослея, Фьюри жил среди движущихся, дышащих теней, что были его семьей. Все, включая додженов, просто плыли по течению жизни. Без смеха. Без счастья. Никаких праздников.
Никаких объятий.
Фьюри научился молчать и оставаться в стороне. Это было, в конце концов, самое лучшее, что он мог сделать. Он был копией того, кого потеряли, напоминание о горе, которое поселилось в сердцах. Он начал носить шляпы, чтобы скрыть свое лицо, при ходьбе шаркал ногами, сутулился, чтобы казаться меньше, незаметнее.
Пройдя превращение, он уехал искать своего близнеца. Никто не помахал ему рукой. Не было прощания. Исчезновение Зи убило все способности домашних о ком-то скучать, так что Фьюри не досталось ни капли этого теплого чувства.
И хорошо. Так было проще.
Почти десять лет спустя, он узнал от одного дальнего родственника, что его мать умерла во сне. Он сразу же вернулся домой, но похороны уже прошли без него. Восемь лет спустя погиб, сражаясь, его отец. На эти похороны Фьюри успел, и это была последняя ночь, которую он провел в доме своей семьи. Затем все имущество распродали, доджены разбежались, а его родители будто вовсе никогда не существовали.
Это неприкаянное ощущение сейчас было не в новинку. Он чувствовал его еще ребенком, в первый же миг, как начал осознавать окружающую действительность. Он всегда был чужаком, и Другая Сторона вряд ли станет ему пристанищем. Он не мог почувствовать себя там как дома, потому что с ним не будет его близнеца. Или его братьев. Или…
