задавать такие вопросы.
Вот черт. Что именно он хотел сказать?
— Можешь передать ей… что Вишес приходил, сказать…
Он не нашел нужных слов и глаза Избранной наполнились участием.
— Простите меня за смелость, но, возможно, мне следует передать, что приходил ее сын, чтобы поблагодарить ее за щедрый подарок и за ее жертву ради его счастья.
Сын.
Нет, он не мог зайти так далеко. Даже, несмотря на возвращение Джейн, этот ярлык казался лицемерным.
— Просто Вишес. Скажи ей, что приходил Вишес, чтобы сказать спасибо.
Избранная снова поклонилась, ее лицо опечалилось.
— Как пожелаете.
Он смотрел, как женщина отвернулась и исчезла за небольшой богато окрашенной дверью.
Подождите минуту. Она сказала жертва? Какая жертва?
Он снова огляделся вокруг, сосредоточив внимание на фонтане. Внезапно шум воды показался ему странным. Когда он приходил раньше…
Ви медленно повернул голову.
Белое дерево с белыми цветами пустовало. Все певчие птицы исчезли.
Вот чего не хватало. Птиц Девы-Летописецы больше не было, ветви дерева опустели без яркости их цветов, неподвижный воздух лишился их веселого щебета.
В относительной тишине, на него нахлынуло одиночество, гулкий шум падающей воды подчеркивал пустоту.
О, Боже. А вот и жертва, не так ли.
Она отказалась от своей привязанности ради его любви.
В своих личных покоях Дева-Летописеца узнала, когда ушел Ви. Она почувствовала, что его тело вернулось во внешний мир.
Избранная Амалия тихо подошла.
— Не сочтите за оскорбление, я хотела бы доложить.
— Нет необходимости. Я знаю, что он сказал. Сейчас оставь меня, вернись в святилище.
— Да, Ваше Высочество.
— Спасибо.
Дева-Летописеца подождала ухода Избранной, потом развернулась и оглядела белый простор своих покоев. Комнаты были достаточно большими, чтобы расхаживать по ним кругами. Так как она не спала и не ела, спальня и столовая представляли собой пространство для постоянных хождений.
Сейчас все было так безмолвно.
В беспокойстве она парила из комнаты в комнату. Она так часто подводила своего сына, и не могла винить его в отказе называться таковым. И все же, было больно.
И эта боль сливалась с другой.
С ужасом она посмотрела в дальний угол своих покоев, куда никогда не заходила. Как минимум, на протяжении двух веков.
С тяжелым сердцем она подошла к углу и велела открыться двери с двойным замком. С шипением печать была сломана, из-за различия во влажности помещений стал наплывать туман. Неужели, и правда прошло столько времени?
Дева-Летописеца ступила внутрь, не отрывая взгляда от затененной фигуры, парящей над полом в состоянии анабиоза.
Ее дочь, сестра-близнец Ви. Пэйн.
Дева-Летописеца давно решила, что лучше и безопасней для ее дочери покоиться в таком состоянии. Но сейчас ее одолела неуверенность. Решения, которые она принимала для своего сына, не привели к добру. Может, она ошиблась и насчет своего дитя противоположного пола.
Дева-Летописеца разглядывала лицо своей дочери. Пэйн с самого рождения отличалась от других женщин. Обладая воинским инстинктом своего отца и потребностью в сражениях, ей было не более по нраву сидеть вместе с Избранными, чем льву — в клетке с мышами.
Возможно, настало время освободить дочь, как она освободила своего сына. Лишь это будет справедливо. Опека оказалась сомнительной добродетелью.
Тем не менее, она не желала отпускать ее. Тем более безосновательно ожидать, что ее дочь проявит к ней больше любви, чем сын. Итак, она потеряет их обоих.
Ее одолели тяжкие мысли, инстинктивно захотелось выйти во двор, в поисках утешения птиц. Но там ее не ждет поддержка и веселый успокаивающий щебет.
И поэтому Дева-Летописеца осталась в своих личных покоях, блуждая сквозь неподвижный, безмолвный воздух в нескончаемом пути, по пустым комнатам. Время шло, бесконечная природа ее небытия, как плащ из иголок, тысячами мелких уколов боли и печали легла на ее плечи.
И не было ей спасения, облегчения страданий, покоя, добра или утешения. Вечно одна, посреди созданного ею мира.
Глава 54
Джейн бывала в апартаментах Мэнни Манелло раз или два. Не так уж часто. Вместе они бывали только в больнице.
Черт возьми, обстановка была чисто мужская. Исключительно мужская. Чуть больше спортинвентаря, и квартира превратится в Дикс152.
Напоминает Яму.
Она обошла его гостиную, рассматривая DVD, CD, журналы. Мда, он бы нашел общий язык с Бутчем и Ви: очевидно, он купил пожизненную подписку на «
Наклонившись, Джейн сосредоточила свою энергию на том, чтобы подобрать самый свежий, пятьдесят седьмой номер, и вдруг осознала, что пробыла призраком ровно один день. Прошло двадцать четыре часа с тех пор, как она появилась с Девой-Летописецей в комнате Ви.
Дела шли на лад. Секс в качестве представителя нежити был так же хорош, как и при жизни. Так или иначе, она встретится с Ви в его пентхаусе в конце вечера. Он хотел, чтобы над ним, как он выразился, «поработали», его глаза сияли от предвкушения — и она более чем хотела утолить желания своего мужчины.
Абсо-чертовски-лютно.
Джейн положила журнал на место и, еще раз пройдясь, принялась ждать у окна.
Это будет трудно. Будет трудно сказать «прощай».
Она обсудила с Ви, как осуществить ее уход из человеческого мира. Автомобильная авария, которую он инсценировал, объяснит ее исчезновение. Конечно, тело никогда не найдут — область, где они оставили Ауди, была лесистой и горной. Они надеялись, что полиция просто закроет ее дело после проведенного поиска, но не то, чтобы последствия были существенны. Она никогда не вернется назад. Так что это не имеет значения.
Что касается ее вещей, то наибольшую ценность в квартире представляла ее с Ханной фотография. Ви вернулся и забрал ее. Остальное имущество, в конечном итоге, будет продано адвокатом, которого она назначила своим душеприказчиком два года назад в завещании. Вырученная сумма уйдет Святому Франциску.
Сердце болело за свои книги, но Ви сказал, что подарит ей новые. И хотя это было не то же самое, она верила, что со временем привяжется к новым томам.
