рассчитаны как интеллектуальные и гибкие создания, способные обуздать стремления самцов, и помогая расе оставаться цивилизованной. Инь и янь. Две части одного целого, с потребностью в кормлении кровью, обеспечивающей вечную взаимосвязь полов.
Но не все было так гладко в пределах божественной схемы. Правда заключалась в том, что близкородственное скрещивание привело к проблемам, и хотя в случае с Рофом законы предусматривали восхождение сына короля на трон с изъяном или без него, Избранным не так повезло. Дефекты исключались законами размножения. Всегда. Поэтому, такие как Но’Уан, которые имели изъян, были низведены к служению своим сестрам под покровом… скрытые, молчаливые, но, тем не менее, к которым относились с «любовью».
Или это больше походило на сочувствие.
Пэйн знала, что именно должна была чувствовать женщина. Не о физическом дефекте она беспокоилась, а о понижении в кайме возложенных ожиданий, которым не суждено было свершиться.
И говоря об ожиданиях…
В купальню вошла Лейла, другая Избранная, и, сняв одежду с нежной улыбкой, которая была ее отличительным знаком, передала ее Но’Уан.
Это выражение исчезло, когда она опустила взгляд и вошла в воду. Женщина, казалась, витала в своих мыслях, которые были не из приятных.
— Приветствую тебя, сестра, — произнесла Пэйн.
Голова Лейлы быстро поднялась, а лоб разгладился.
— О… воистину, я не знала, что ты будешь здесь. Приветствую тебя, сестра.
После того как Избранная низко поклонилась, она села на одну из мраморных скамей и хотя Пэйн не была хорошим собеседником, ее привлекла некая густая тишина, окружавшая женщину.
Закончив ополаскивание, она переплыла обратно и присела возле Лейлы, промывавшей глубокие ранки на своем запястье.
— Кого ты кормишь? — спросила Пэйн.
— Джона Мэтью.
Ах да, мужчина, возможно, о котором упоминал король.
— Все прошло как надо?
— Все хорошо. Правда.
Пэйн откинула голову на край бассейна и уставилась на красивую белокурую Избранную. Минуту спустя она пробормотала женщине:
— Могу я у тебя кое о чем спросить?
— Конечно.
— Постоянная грусть. Тебя всегда преследует… печаль по возвращении.
Однако она уже знала ответ. Для женщины, вступающей по принуждению в половое кормление только потому, что это традиция, было чрезмерным насилием.
Лейла считала проколы на своем запястье своего рода беспристрастным слиянием, как если бы она беспокоилась о чужой травме. А затем она просто покачала головой.
— Я не буду оплакивать славу, присужденную мне.
— Славу? Воистину, ты получила нечто иное. — Больше похоже на проклятье.
— О, нет, это честь быть полезной…
— Истине не спрятаться за подобными речами, когда лицо опровергает ощущения твоего сердца. И как всегда, если есть желание покритиковать Деву-Летописецу, добро пожаловать к моему костру. — Когда пара потрясенных зеленых глаз интенсивно заморгала, Пэйн пожала плечами. — Я не скрываю своих чувств. Никогда.
— Нет… в самом деле тебе не стоит. Это просто кажется…
— Неестественным? Несоответствующим? — Пэйн хрустнула суставами. — Какая жалость.
Лейла протяжно и медленно вздохнула.
— Я обучалась должным образом, ну ты знаешь. Например, чувственной любви.
— И это тебе не желанно…
— Вовсе нет. Именно этого я и не познала, но желаю.
Пэйн нахмурилась.
— Тобой не воспользовались?
— Воистину, мне было отказано Джоном Мэтью в вечер его превращения, после того как я благополучно провела его через изменение. И когда я отправляюсь кормить Братьев, то всегда остаюсь нетронутой.
— Прости… — Она не ослышалась? — Ты хочешь заняться сексом. С одним из них.
Тон Лейлы стал проницательным.
— Конечно ты, как и все мои сестры понимаешь, что такое быть ничем, кроме потенциала.
Хм… значит, она неверно истолковала развитие событий.
— Со всем должным уважением я не могу понять, почему ты хотела бы… этого… с одним из тех мужчин.
— А почему бы и нет? Братья и те трое молодых мужчин, красивые, мужественные существа. И с Праймэлом, оставившим нас всех не обслуженными… — Лейла покачала головой. — Для того кто хорошо обучен, по описанию и прочитанному про этот акт… я бы хотела испытать его на себе. Хотя бы раз.
— По правде говоря, у меня не возникает к этому не малейшего желания. Никогда такого не было, и не думаю, что когда-нибудь настанет. Уж лучше я буду сражаться.
— Что ж я тебе завидую.
— А?
Глаза Лейлы казались древними.
— Намного проще быть незаинтересованной, чем невостребованной. Первое является облегчением. Второе — непосильной ношей.
Когда появилась Но’Уан с подносом фруктов и свежевыжатым соком, Пэйн сказала:
— Но’Уан, ты не присоединишься к нам?
Лейла улыбнулась девушке.
— Правда. Прошу, присоединяйся.
Покачав головой и поклонившись, Но’Уан просто оставила поднос с их трапезой, так старательно ей приготовленной и прихрамывая удалилась восвояси через сводчатый проход из купален.
Взгляд Пэйн оставался хмурым, когда она и Избранная Лейла погрузились в молчание. Размышляя над сказанным, было трудно понять, как у них могли быть настолько противоположные мнения — и оба правильные.
Ради Лейлы, Пэйн надеялась, что была неправа; каким же разочарованием должно быть тосковать, по чему-то, что было столь далеким, гораздо меньше, чем само ожидание этого.
ГЛАВА 19
— Женщина… — Тихий, отдающийся эхом голос Омеги распространялся дальше, чем могло уместить в себе помещение; это слово заполнило каждый уголок комнаты из гладкого камня, его личных покоев.
Лэш прилагал все усилия, на создание равнодушного вида, привалившись к одной из черных стен.
— Она нужна мне в качестве источника крови.
— В самом деле?
— Биология, что тут скажешь.
В своем белом одеянии, скрывающем внушительную фигуру, Омега повернулся в пространстве. С капюшоном на голове, и со скрещенными на груди руками, скрытыми развевающимися рукавами, он походил на епископа, играющего в шахматы.
За исключением того, что королем, конечно же был он сам.
