побуждение пуститься в бегство. Она просто не могла с этим справиться: ни с тем, что чувствует и делает Джону, ни со всем этим дерьмом с Лэшем.
Ее взгляд переместился к двери, а мускулы уже напряглись, ожидая ухода. Что было как раз по ее плану. Всю свою жизнь она полагалась на свою способность выкручиваться из передряг, уходить без объяснения, не оставляя никаких следов, кроме плотного воздуха.
Способность, хорошо служившая ей, как убийце.
— Джон…
Он повернул голову, с горящим сожалением взглядом, когда она встретилась с его отражением в стекле.
Пока он ждал, что она скажет, она раздумывала, над тем, что должна сказать ему, что будет лучше, если она уйдет. Она должна была бросить еще одно жалкое извинение, а затем дематериализоваться из комнаты… исчезнуть из его жизни.
Но все, что она смогла из себя выдавить — это его имя.
Он повернулся к ней лицом и произнес губами:
«Мне жаль. Иди. Все нормально. Иди».
Однако же, она не могла сдвинуться с места. А затем ее губы раскрылись. Когда она поняла, что слова подкатывают к горлу, она поверить не могла, что собирается произнести их. Откровение шло вразрез со всем, что она о себе знала.
«Бога Ради, неужели она собиралась это сделать?»
— Джон… я… я была…
Отведя взгляд, она оценила свое отражение. Ее впалые скулы и бледность были результатом гораздо большего, чем недостаток сна и кормления.
С внезапно накатившей на нее вспышкой гнева она выпалила:
— Лэш не был импотентом, понятно? Он не был… импотентом…
Температура в комнате упала столь резко и стремительно, что ее дыхание вышло облачком пара.
И то, что она увидела в зеркале, заставило ее развернуться, и сделать несколько шагов, подальше от Джона: голубые глаза пылали невообразимым светом, его верхняя губа поднялась, обнажая клыки, которые были настолько острыми и длинными, что смахивали скорее на кинжалы.
Все предметы в комнате завибрировали: лампы на прикроватных столиках, одежда на вешалках, настенное зеркало. Коллективное позвякивание переросло в гулкий рев и Хекс, едва удержав равновесие, пришлось ухватиться за бюро, в противном случае, рискуя упасть на задницу.
Воздух превратился в живой сгусток энергии. Перегруженный. Наэлектризованный.
Опасный.
Джон же был эпицентром бушующей силы, его руки сжались в кулаки с такой силой, что предплечья дрожали, а мышцы бедер плотнее обхватили кости, когда он встал в боевую стойку.
Джон откинул голову, широко раскрыв рот… и испустил боевой клич.
Звук, взорвавший все вокруг, был столь громогласен, что она была вынуждена прикрыть уши руками, и такой мощный, что почувствовала ударную волну на своем лица.
На мгновение она подумала, что он обрел дар речи… но не голосовые связки были источником этого рева.
Стекло раздвижной двери позади него разлетелось вдребезги, на тысячи мельчайших осколков, беспорядочным потоком разлетаясь по дому, падая на бетонный пол и ловя свет, как капли дождя…
Или скорее слезы.
ГЛАВА 40
Блэй понятия не имел, что Сакстон только что ему вручил.
Ну, да, сигара, и да, очень дорогая, но название не задержалось в его голове.
— Я думал, что она тебе понравится, — сказал мужчина, откидываясь в своем кожаном кресле, прикуривая. — У них мягкий вкус. Темный, но мягкий.
Блэй щелкнул своей зажигалкой Монтбланк и склонился к ней, прикуривая свою сигару. Делая затяжку, он ощущал взгляд Сакстона сосредоточенный на нем.
Уже в который раз.
Он все еще не мог привыкнуть к его вниманию, поэтому позволил своему взгляду поблуждать по помещению: сводчатый темно-зеленый потолок, черные глянцевые стены, темно-бордовые кожаные стулья и кабинки.
Короче говоря, он смотрел на все, что могло отвлечь от такого пристального взгляда Сакстона или голоса, или одеколона, или…
— Итак, скажи мне, — начал мужчина, выдыхая идеальное голубоватое облако, на мгновение затенившее черты его лица, — ты надел костюм в полоску до или после того, как я позвонил?
— До.
— Я знал, что у тебя есть чувство стиля.
— Серьезно?
— Конечно. — Сакстон смотрел на него через разделяющий их небольшой столик из красного дерева. — Иначе я бы не пригласил тебя на обед.
Обед, состоявшийся в ресторанчике «У Сэла» был… действительно изысканным. Они ели в обеденной зале, в уединенной обстановке, а Айэм приготовил для них специальные закуски, пасту, кофе с молоком и терамису на десерт. Сначала вино было белым, а затем красным.
Темы разговоров были нейтральными, но интересными, и прежде всего, ненавязчивыми. Намек на то «будут-ли-они-или-не-будут» проскальзывал в каждом слове, взгляде и движении тела.
«Итак… это было свидание», подумал Блэй. Ненавязчивая болтовня перетекла в разговор о книгах, которым отдавались предпочтения и музыке, от которой получали удовольствие.
Не удивительно, что Куин переходил прямо к сексу. У парня не было терпения к подобного рода тонкостям. К тому же, он не любил читать, а музыку, которую он слушал — тяжелый металл — могли вынести только сумасшедшие или глухие.
К ним подошел официант, одетый в черное.
— Могу я вам, ребята, предложить что-нибудь выпить?
Сакстон покатал сигару между указательным и большим пальцами.
— Две порции портвейна. Croft Vintage 1945 года, пожалуйста.
— Отличный выбор.
Взгляд Сакстона вернулся к Блэю.
— Знаю.
Блэй посмотрел в окно, у которого они сидели и задался вопросом, перестанет ли он когда-нибудь краснеть рядом с парнем.
— Дождь идет.
— Да, вижу.
Боже, этот голос. Слова Сакстона были такими же мягкими и приятными, как и сигара.
Блэй положил ногу на ногу.
Пока он копался в голове в поисках хоть чего-то, чтобы помогло бы разрядить затянувшееся молчание, а то это смахивало на умозаключения сраного Шерлока о погоде, которые были близки к приближающемуся вдохновению. Дело в том, что когда стало вырисовываться окончание свидания и несмотря на то, что они Сакстоном оплакивали утрату Доминика Дюнна и оба были фанатами Майлза Дэвиса, он не знал, как быть, когда дело дошло до прощания.
Был ли это случай: Перезвонишь, если захочешь повторить? Или более сложный, грязный и доставляющий удовольствие: Да, конечно, я приеду посмотреть твои гравюры.
На что его совесть заставила добавить: Даже притом, что раньше я никогда не делал этого с парнем и, несмотря на то, что кто-то, кроме Куина, будет всего лишь жалким мужским подобием для чего-то