– Есть ли какое-то дело, которое вас беспокоит?
– Я не могу об этом говорить.
Дебора подавила желание топнуть ногой. Но если ему нравится швырять деньги на ветер, кто она такая, чтобы ему мешать?
– А как дела у вас в семье?
– Прекрасно.
Он снова соскользнул на прежние позиции: поза обороняющегося. Дебора должна была продолжать задавать вопросы все в той же мягкой манере. Использовать одну из освоенных ею техник. Но у нее страшно болела голова, и ей вдруг подумалось, что жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на людей, которые лишь отнимали у нее время.
Она положила блокнот на стол.
– Раф, – сказала она, – зачем вы сюда пришли?
Впервые, как показалось Деборе, она целиком завладела его вниманием. Возможно, его удивило, что она прямо, без обиняков, обвинила его в том, что он ей лжет. У нее было странное чувство, что он проникся к ней уважением, оценив ее прямоту.
– Я читал вашу книгу.
Ладно, пусть он и не ответил на ее вопрос, но это уже было кое-что. Интересно. И удивительно.
– Вы читали?
– Да.
Большего она от него не добилась, но ведь он упомянул ее книгу по какой-то причине.
– И какую же главу вы нашли особенно интересной?
– Восьмую.
Она мысленно пробежала глазами оглавление.
– Неудачный выбор партнеров?
– Да.
Хорошо. Уже прогресс.
– Кого выбираете вы, Раф? И почему вы считаете свой выбор неудачным?
Он выдохнул так, словно годами удерживал дыхание.
– Раненых голубок.
– У вас комплекс Галаада?[17]
– Это вы психиатр, вы мне и скажите. – Раф сердито пробурчал эту фразу, но ведь он не стал бы поднимать такую тему, если бы не хотел об этом поговорить.
– Приведите мне пример одной из ваших раненых голубок, – тихо попросила Дебора.
Он покачал головой.
И вновь Дебора спросила себя, кто заставил его прийти к ней. Этот визит явно не был добровольным.
– Расскажите мне о первом человеке, которого вы когда-либо любили.
– Моя мама.
– Какая она?
– Святая.
– Вы хотите сказать, что она умерла?
– Нет, просто она лучший человек из всех, кого я знаю. Она собиралась стать монахиней, но… – Его лицо внезапно прояснилось и осветилось улыбкой. – Тут появился мой отец и внушил ей другие мысли.
Дебора поймала себя на том, что улыбается ему.
– Сколько у вас братьев и сестер?
– Два брата и три сестры. – Он крепко сжал руки. – Раньше было четыре.
– Что произошло?
– Наркотики. Вмешались наркотики. Моя сестра была ангелом, но она вляпалась в наркотики и вообще в дерьмо. Она умерла.
– И вы не смогли ее спасти.
Раф покачал головой.
– Сколько вам было?
– Семнадцать. – Голос его звучал хрипло. – А ей было пятнадцать.
– Мне жаль.
– Вашей вины тут нет.
– И вашей тоже.
Он посмотрел ей в глаза, и Дебора вдруг поняла, что они оба оказались сейчас именно там, где им нужно быть. В напряженном взгляде Рафа пульсировала боль. Его глаза блестели, но то не был влажный блеск слез, это был холодный тусклый блеск металла.
– Я знал, что происходит. И не забил тревогу. Думал, что сам справлюсь. Но я не смог.
– И теперь вы пытаетесь спасать других женщин?
– Пожалуй.
– Как отреагировала ваша мать на то, что ваша сестра умерла от передозировки?
Женщина задала вопрос спокойно, вопрос был по существу, но Раф почувствовал себя так, словно в плоть ему впились острые когти. «Ты должен был спасти ее!» – крикнула ему мать. И даже если потом она умоляла его простить ее за эти резкие слова, он знал, что в них была правда.
– Я родился двенадцатого декабря, – сказал он.
Дебора посмотрела на него с тем же вопросительно-вежливым выражением, как и тогда, когда он пришел сюда. Конечно, откуда ей знать?.. Даже сейчас Раф удивлялся тому, как часто он забывал о том, что это было частью его культуры и к Техасу отношения не имело.
– Это день нашей святой – святой Гваделупы. – Как ей объяснить? – Она небесная покровительница Мексики. Родиться в этот день означает… – Раф пожал плечами, не в силах объяснить необъяснимое. Он видел свою мать и бабушку. Он вдыхал аромат благовоний в церкви. – Это означает, что тебе несказанно повезло. Что тебя благословило небо. Мои мама и бабушка хотели, чтобы я стал священником. – Он почувствовал, что акцент его стал сильнее. Если он не вытащит себя из прошлого, то начнет говорить по- испански.
– И вы рассматривали для себя такую возможность?
Рафаэль кивнул:
– Когда был ребенком. И какой бы это стало катастрофой.
– Что было потом?
– Слишком много ненависти. – Он почувствовал, что погружается в себя, как в бездонный колодец. Туда, в прошлое, в темноту. Сестра была такой юной. Он опекал ее с того момента, как она подросла настолько, чтобы сделать из него своего кумира, идола. – Я нашел тех парней, что продали ей дозу. Я едва их не убил.
Он едва сам себя не убил, гнев правил им, но гнев дал ему и силу, невиданную силу.
– Я все бросил и приехал сюда.
– Чтобы стать полицейским.
– Да. – Рафаэль жалел о том, что пришел сюда, что согласился на этот глупый сеанс. Чувствовал он себя отвратительно, ему не хотелось говорить об этом. Ну почему он не сказал этой английской цыпочке «нет»?!
– Вы продолжаете отправлять правосудие и, как я полагаю, все еще мстите. – У психоаналитика были зеленые глаза, довольно бледные, но цепкие, и рыжие волосы, довольно неприметные, зачесанные назад и забранные в хвост.
– Я делаю свою работу, – с нажимом сказал Раф.
– А когда не работаете, вы спасаете раненых голубок.
Пожалуй, Дебора ухватила суть. Но Раф не был тупицей. Он и сам это давно понял. Проклятие.
Зачем он вообще сюда пришел? Зачем согласился через все это пройти? Она не могла ему помочь. Никто не мог. А что касается того, чтобы она в него влюбилась, так это просто смешно. Она не могла его заинтересовать, раз не была подранком. А он, не будучи пижоном с кучей научных степеней и с гардеробом
