Вспоминая элира, рассказывая о нем, Танфия ощущала странный жар в чреслах. Но то, как пугался Руфрид ее похоти, тревожило девушку.
– Должно быть, простые мужчины для тебя недостаточно хороши. Как Излучинка для тебя была недостаточно хороша.
Оба затаили дыхание.
– А мне казалось, ты извинялся за свою грубость, – тихонько проговорила Танфия. – Неужели я тебе так ненавистна со всеми своими амбициями?
– Боги мои, боги, – вздохнул Руфрид. – Ничего ты не понимаешь.
– Что? Ты спас мне жизнь. Значит, не такая я плохая.
Руфрид привстал, чтобы подбросил в костер веток. Взмыл вверх фонтан искр. Когда юноша опустился на место, Танфия ощутила касание его бедра.
– А ты спасла жизнь мне.
– Спасибо. – Девушку почему-то пробрала дрожь.
– Спасибо
Танфии стало трудно дышать.
– К слову сказать, я ничего не имею против простых мужчин, или против Излучинки. Эта мысль сейчас кажется мне весьма соблазнительной.
– Мысль о чем? О доме, или о мужчинах?
Его дыхание грело ей щеку. Уголком глаза она видела, как играет отблеск костра на его волосах, и отражается в зрачках.
– Э… – выдавила Танфия. Ей-то казалось, что она говорит о доме, но воспоминания об элире произвели странное действие на обоих путешественников.
– Танфия, – хрипловато проговорил Руфрид. Рука его скользнула по бедру вверх, и от прикосновения его ладони все тело девушки сладко заныло. – Признаюсь – я ревную тебя к твоему элиру-любовнику.
– Он мне не любовник. И я не думала, что нравлюсь тебе.
Девушка обнаружила, что жмется к Руфриду, что руки ее сами собой скользят по плечу, по груди, заключая юношу в полуобъятья. От него исходил жар, и естественный запах тела, здоровый и приземленный, возбуждающий своей привычностью.
– Ты мне не нравишься, – с улыбкой прошептал он ей в шею. – Я тебя не переношу. Просто я отчаянно, дико хочу тебя. С того дня, как увидел тебя за купаньем, и задолго до того…
– Ты подглядывал?
Рассудок подсказывал Танфии огреть наглеца чем потяжелее, а тело не слушало. Смешение веселья и страсти в его голосе только притягивало. Она едва могла перевести дух.
– Я не хотел. Так получилось. Только не говори, что ты за мной не подглядывала – я видел.
Он был прав – подглядывала. Но сейчас… сейчас его глаза сияли из-под густой темной челки, и юноша казался ей желаннее элира.
– Мы не можем, – прошептала она. – Линден…
– Ничего не услышит.
Свободной рукой Руфрид коснулся ее щеки, и поцеловал. Его губы, его язык, каждое его прикосновение рассылало по телу огненные волны. Жар растекался, потоки его сходились в паху, требуя облегчения. Рушились все ее планы, все мечты – это должно было случиться в Парионе, с каким-нибудь великим поэтом, а не в сыром лесу, и с кем – с Руфридом! – но ей уже было все равно. Она отворила ему уста, и услыхала его сдавленный вздох. Пальцы юноши дергали завязки, искали нежной плоти, и неожиданно-ласково скользили по ее груди, по животу. Она и вообразить не могла, что грубый Руфрид способен на такую нежность. Прижимаясь к нему, сплетаясь ногами, она ощущала его возбуждение. Девушка поспешно сбросила ботинки, покуда Руфрид расшнуровывал вначале свои штаны, потом – ее. Выпутываясь из рубахи, она нашарила что-то в кармане.
Старинный вечный дар матерей дочерям. Как им пользоваться, Танфия знала, но применять знание на опыте ей еще не доводилось. То был предохраняющие от зачатия упругий колпачок из дерева арх. С помощью Руфрида девушка разоблачилась, и, покуда юноша, оторвавшись от нее, раздевался сам, улучила момент, чтобы вставить колпачок на место.
– Что ты делаешь? – прошептал Руфрид.
– А ты как думаешь? – возмутилась Танфия.
– О!.. – Он улыбнулся ей, и, нагие, они упали на расстеленный плащ.
Все было так странно. Возбуждение изменило Руфрида, переплавило. Ладони Танфии наслаждались грубой силой его тела, шелковой лаской густых волосков на бедрах, гордо воздвигшимся из черной шерсти членом. Лесному богу, Антару, был подобен ее любовник. Пальцы его скользнули в ее потаенные места, и жаркая похоть, тлевшая в ней, вспыхнула ярко.
– Ты прекрасна, – прошептал Руфрид.
– Ты тоже. А с чего ты вдруг передумал?
– Я всегда думал так.
Он опустился на нее, его напряженный ствол настойчиво и нежно стучался в ее двери. Возбуждение их нарастало, и Танфия торопливо направила его уд вглубь. В миг слияния любовники замерли, будто не в силах поверить случившемуся; а затем начался священный ритм, в котором с потом, с борьбою, с ласковым
