деду, они закончат учебу. В конце концов, случилось неизбежное — она забеременела. Но даже тогда она уговаривала отца никому ни о чем не говорить. Ей не хотелось, чтобы между ними стояло что-то.
Габи осторожно присела около него.
— Похоже, она была замечательной женщиной.
— Но она не была физически крепкой, у нее начались преждевременные роды. Когда мой отец мчался к ней на машине, он врезался в грузовик. Ребенок был вне опасности, — казалось, что Луис говорит не о самом себе, — но она после этого не захотела жить.
Голос Луиса звучал как-то беззащитно, и Габи захотелось обнять его и прижать к себе. Она уже было подняла руки, но опустила их. Когда-нибудь другая женщина утешит его, но не она. Это не ее дело. Кроме того, он слишком горд и не захочет принять ее сочувствия. Но тем не менее она спокойно взяла его руку, покоившуюся возле нее.
— Извините меня, Луис, — хрипло произнесла она. Он медленно повернул голову, взглянул на нее и убрал руку.
— Не за что извиняться. Это было тридцать лет назад.
Габи внутренне содрогнулась от этого замечания, но, пересилив себя, сказала:
— Как это, однако, печально.
— Не более печально, чем ваша история. Но вы ведь ее пережили.
— Только благодаря Елене. — Луис ничего не ответил, и Габи продолжила: — А кто вырастил вас?
— Старшая сестра моей матери, Виктория. Она взяла меня к себе, когда мне было всего несколько дней, и сделала для меня все, что могла. Но я плохо поддавался воспитанию и стал уличным мальчишкой.
В сознании Габи всплыл образ босоногого мальчика с козой, и она сердито сказала:
— А почему не вмешался ваш дед?
— Потому что он ничего не знал обо мне. Он считал, что просто потерял своего единственного сына в автомобильной катастрофе. Но Виктория, умирая, рассказала обо всем священнику. Он привел меня сюда, и перед доном Районом лицом к лицу предстал его тринадцатилетний внук, о существовании которого он и не подозревал. — На лице Луиса появилась кривая усмешка. — Это было ударом для него. Я оказался трудным ребенком и слишком взрослым для своих лет, как раз таким, каким надо быть, чтобы выжить в Параисо. Думаю, если бы это было возможно, дед стал бы отрицать мое происхождение. Но, вы же видели портрет моего отца.
Так вот чем объясняется эта жестокость, стальным стержнем засевшая в нем! Он сам развил в себе это качество, чтобы выжить, и не только выжить, но и подняться наверх, чтобы остаться наверху. Именно это сформировало в нем мрачные и безжалостные черты характера, которые ежеминутно ощущала в нем Габи и которых так боялась.
— Как звали вашу мать? — робко спросила она.
— Анна. Анна Эстрадо. — Он мельком взглянул на Габи. — Конечно, дед хотел дать мне свое имя, но меня воспитала Виктория, и было бы предательством по отношению к ней менять фамилию. Поэтому я отказался.
— Вы отказались?! — Несмотря на волнение, охватившее Габи, она не могла не засмеяться при мысли о тринадцатилетнем мальчике с гордо поднятой головой, который был лишен всего, но посмел вызывающе вести себя с доном Районом. И о том, что старику, столкнувшемуся с еще более заносчивым характером, чем у него самого, пришлось отступить. Она только тряхнула головой. — О, небеса!
На лице Луиса на мгновение мелькнула улыбка.
— Но мы пришли к компромиссу, и я стал Луисом Гуэрро Эстрадо.
— И вам всегда удается достичь компромисса? — спросила Габи, и в ее голосе послышалась усмешка.
Луис мрачно посмотрел на нее. Его глаза сузились, как у кошки.
— Я стараюсь не делать из этого привычки.
Мгновение Габи сидела молча, а затем вздохнула.
— Все эти годы дед был одинок. Потерять обоих детей и ничего не знать ни о вас, ни обо мне…
— Ну, вы-то, по крайней мере, уже постарались наверстать потерянное время! — едко заметил Луис.
Габи пристально посмотрела на него. Ее глаза наполнились слезами.
— Я не имела в виду, что… — начала она нетвердо, но Луис уже вскочил на ноги. Шестью большими шагами отмерив расстояние до лошади, он вскочил в седло, взмахнул хлыстом и, не оглядываясь на Габи, легким галопом поскакал к дому.
4
Спустя несколько дней Габи и Луис возвращались домой после поездки из города по незнакомой Габи дороге. Когда Луис вывел свою огромную машину к гасиенде, Габи обнаружила, что с интересом следит, как в поле ее зрения сначала появляются уже знакомые королевские пальмы, затем старые мощные стволы джакаранды и, наконец, сам дом, кажущийся ослепительно белым в лучах послеполуденного солнца. Все было настолько прелестным, что Габи повернулась к Луису, желая поделиться с ним своей радостью. На ее полных губах играла улыбка. Но кузен смотрел прямо вперед, от одного взгляда на его жесткий отталкивающий профиль улыбка исчезла, и Габи поспешно отвернулась.
За последние несколько дней она видела Луиса лишь мельком. Завтракал он очень рано, затем либо выезжал в поле, либо закрывался в своем кабинете, находившемся в передней части дома, рядом с его спальней. Однажды утром ей мельком удалось увидеть Луиса за рабочим столом, склонившимся над кипой каких-то деловых бумаг. Внезапно он поднял голову и увидел в дверях Габи. Его губы угрожающе сжались, и Габи поспешила удалиться. Не успела она дойти до конца коридора, как услышала грохот захлопнувшейся двери.
Накануне их поездки Луис за обедом как бы, между прочим, заявил, — не ей, конечно, а дону Району, — что завтра утром собирается съездить в город. Габи с усилием сглотнула и спросила, нельзя ли ей съездить с ним. Луис нахмурился и уже открыл, было, рот, чтобы отказать, но потом с плохо скрываемым неудовольствием пожал плечами.
Он даже прямо не ответил, берет ли с собой Габи, а лишь произнес куда-то в пространство, что выезжает в семь. И когда утром она, тяжело дыша, появилась на террасе перед домом, Луис уже заводил мотор «шевроле».
Сейчас, когда они уже возвращались домой, Габи проговорила, стараясь не обращать внимания на его холодную враждебность:
— Я очень рада, что вы взяли меня с собой, Луис.
В ответ он пробурчал что-то невнятное и слегка приподнял лежащие на руле руки.
— Я очень хотела бы попробовать для лечения дедушки новый пьезоэлектрический прибор, который недавно приобрела для своей клиники. Некоторым из моих пациентов, даже тем, у которых были серьезные заболевания, он очень помог. — Луис ничего не ответил, и Габи продолжила: — Прежде чем уехать, я за несколько дней могла бы научить Базилио, как им пользоваться.
Она вышла из машины раньше, чем Луис успел распахнуть перед ней дверцу, и подождала, пока он откроет багажник. Но не успела Габи протянуть руку за своими вещами, как на террасу стремительно вылетела Мария, уже сорок лет служившая у деда экономкой. Ее лицо было искажено тревогой.
— Сеньор! О, сеньор! Дон Рамон…
Луис бросил короткий взгляд на женщину и, не говоря ни слова, взбежав по ступеням, скрылся в доме. Габи последовала за ним, не поспевая так быстро. Сердце ее сжалось от ужасного предчувствия.
Она стояла в своей спальне у окна, обхватив плечи руками и ничего перед собой не видя, когда раздался торопливый стук в дверь.
— Он?.. — язык не поворачивался, чтобы выговорить роковые слова.
