— Ничего себе! Видать, Каролина рехнулась! — воскликнул Дэвид. — Это все предсвадебный мандраж, не больше. Анна вела себя точно так же. Я сбился со счета, сколько раз она возвращала обручальное кольцо. Мы прозвали его «бумеранг». Помнишь, милая?
Анна улыбалась, но выглядела озабоченной. В своем рассказе я повторил некоторые слова Каролины, и они явно впечатлили ее больше, чем Дэвида.
— Наверняка ты прав, — сказала она мужу. — Вообще-то Каролина не похожа на истеричку, но в последнее время ей крепко досталось, а теперь еще и мать потеряла… Я корю себя, что не постаралась с ней сблизиться. Хотя казалось, что в подругах она не нуждается. Однако стоило попытаться.
— Так и сейчас не поздно, — ответил Грэм. — Может, завтра к ней съездишь и замолвишь словечко за Фарадея?
— Хочешь? — взглянула на меня Анна.
Энтузиазма в ее голосе не слышалось, но я уже впал в отчаяние.
— Я был бы ужасно признателен. Ты это сделаешь? Иначе я свихнусь.
Анна похлопала меня по руке и сказала, что охотно поможет.
— Дело в шляпе! — обрадовался Грэм. — Моя жена умаслит даже Сталина. Все образуется, вот увидишь.
Слова его так меня утешили, что я устыдился своих терзаний и впервые за всю неделю спал спокойно. В воскресенье я проснулся уже не столь подавленным и днем отвез Анну в Хандредс-Холл. В дом я не вошел, но нервно следил из машины, как она поднялась на крыльцо и дернула звонок. Дверь открыла Бетти, которая впустила ее, не сказав ни слова; я был готов к тому, что Анна почти сразу выйдет обратно, но она пробыла в доме около двадцати минут. За это время я успел пройти все стадии беспокойства и даже проникнуться оптимизмом.
Но когда она появилась в сопровождении пасмурной Каролины, которая скользнула по машине равнодушным взглядом, а затем скрылась в розоватом сумраке вестибюля, сердце мое ухнуло.
Анна молча забралась на сиденье и покачала головой:
— Мне очень жаль, но, похоже, Каролина все решила. Она очень переживает, что бессовестно водила тебя за нос, но решение ее твердо.
— Точно ли? — Я смотрел на закрытую парадную дверь. — Может, ее озлобил твой приход?
— Не думаю. Она была весьма приветлива и радушна. Беспокоилась о тебе.
— Правда?
— Да. И очень обрадовалась, что ты поделился с нами.
Сказано это было словно в утешение, но мысль о том, что Каролина
Видимо, он отразился на моем лице, потому что Анна добавила:
— Поверь, мне жаль, что так вышло. В твою пользу я сказала все, что могла. Она так тепло о тебе отзывается, ты ей очень приятен. Но еще она говорила о том, что… ну, отсутствует в ее чувствах к тебе. В этом женщина никогда не ошибается… Что касаемо отъезда и продажи дома, все вполне серьезно. Знаешь, она уже пакует вещи.
— Что?
— Похоже, вовсю хлопочет. Уже был оценщик, прикинул стоимость мебели. Какая жалость, что уйдут эти прелестные вещи!
На секунду я замер, потом рванул дверцу.
— Это недопустимо! — просипел я, выскакивая из машины.
Кажется, Анна что-то крикнула, но я не обернулся. В бешенстве я промахнул гравийную дорожку, взлетел на крыльцо и плечом саданул дверь, чуть не сшибив Каролину и Бетти, которые в вестибюле паковали чайный сервиз. Под лестницей грудились ящики и коробки. Вестибюль казался оголенным: на стенах виднелись следы снятых украшений, столики и шкапики, развернутые под странными углами, походили на растерянных гостей неудавшейся вечеринки.
Каролина была в старых тренировочных штанах и чалме, закатанные рукава блузы открывали ее испачканные руки. Несмотря на злость, я вновь ощутил, как все мое существо отчаянно рванулось к ней.
Однако лицо ее было холодно.
— Мне нечего вам сказать, — проговорила она. — Я все сказала Анне.
— Каролина, я не могу вас оставить.
Она раздраженно закатила глаза:
— Надо! Другого не дано.
— Прошу вас!
Каролина молчала. Рядом смущенно переминалась Бетти.
— Будь добра, оставь нас на пару минут, — попросил я.
Бетти дернулась уйти, но Каролина ее остановила:
— Нет, останься. У нас с доктором нет секретов. Закончи с этой коробкой.
Служанка растерянно потопталась и, опустив голову, отвернулась. Обескураженный, я молчал, потом наконец выдавил:
— Умоляю, одумайтесь. Не важно, если ваше чувство ко мне… недостаточно сильно. Но я знаю, что я вам не безразличен. Не притворяйтесь, будто оно не так. Тогда на балу… и потом на террасе…
— Я совершила ошибку, — устало выдохнула Каролина.
— Не было никакой ошибки!
— Была. От начала до конца все было ошибкой, о которой я сожалею.
— Я не могу вас отпустить.
— Господи! Хотите, чтобы я вас возненавидела? Перестаньте приезжать сюда. Все кончено. Все!
Я опять взбеленился и схватил ее за руку:
— Что вы такое говорите! Что вы делаете! Ради бога, очнитесь! Вы уничтожаете дом! Как
Каролина выдернула руку из моей хватки:
— Эта сделка меня убивала! И вы это знали! Надо было уехать еще год назад, увезти отсюда мать и брата.
Она шагнула к коробке, собираясь продолжить работу, но я спокойно бросил ей вслед:
— Так ли?
Нахмурившись, Каролина обернулась, и меня вновь поразила уверенная решимость в ее взгляде.
— Что вы имели год назад? Дом, который, по вашим словам, вытягивал из вас жизнь, стареющую мать и увечного брата. Какое вам светило будущее? А теперь вы свободны, сбагрите дом — получите денежки. Да уж, ловко вы все обстряпали.
Каролина не сводила с меня взгляда, кровь бросилась ей в лицо. Я обомлел, сообразив, что я ляпнул:
— Простите меня.
— Пошел вон.
— Извините…
— Убирайтесь. Вон из моего дома!
В испуганном взгляде ошеломленной Бетти сквозила жалость. Спотыкаясь, я добрел до двери, слепо сошел с крыльца и поплелся к машине. Увидев мое лицо, Анна мягко сказала:
— Без толку? Сочувствую всей душой.
Назад мы ехали в молчании; я был окончательно сражен — не столько осознанием того, что потерял Каролину, сколько тем, что был шанс ее вернуть, но я его профукал. Вспоминая свои слова и скрытый в них намек, я сгорал со стыда. Но в глубине души я знал, что стыд пройдет, а страдания мои усилятся, и тогда я вновь попрусь в Хандредс-Холл и все кончится тем, я ляпну глупость еще несусветнее. Чтобы уж напрочь
