и напяливать их на себя.
Ожидавшая развития событий в обратном порядке, изумленная публика притихла. Вскоре танцовщица полностью облачилась в черные кружева. Мало того, выпрямляясь, она как будто стала выше и взрослее. Процесс одевания, а вместе с ним и сольный танец завершились появлением на ее голове сверкающей короны.
На сцену выпрыгнула вторая обнаженная девушка. Эта была белая, но кожа ее была хитроумно разрисована напоминающими кости черными полосами, и казалось, на помосте дергается и выгибается живой скелет. Двигаясь неуклюже, рывками, она преследовала черную девушку. И не просто преследовала, но и срывала с нее одежды, начав с короны. Завладев трофеем, белая отскакивала, с каждым разом все медленнее, неохотнее. Что-то жидкое, пот или слезы, стекало по лицу жертвы, из-под волос, застывая бороздками и морщинами, как отвердевающий воск. Лишаясь одежд, она уже не выглядела больше молодой, но казалась сморщенной, как высохшая слива. И когда белая воровка стащила последний покров, перед зрителями предстала старуха, усталая, согбенная, с обвислыми грудями. Белая танцовщица схватила свою добычу и утащила за плотный занавес. Тихо и жалобно всхлипнула флейта.
Неловкая пауза молчания, и аудитория разразилась аплодисментами. Обе девушки, черная и белая, выбежали на помост, чтобы поклониться. Первая уже не казалось такой древностью.
– Ловко! – сказал Гупта. – Надо освоить этот трюк с одеждами. – Какая-то липкая ткань. Морщинится, как старая кожа.
– Так это был только трюк?
– Сопровождаемый удачно подобранными позами и жестами.
На сцену снова вышла распорядительница.
– Спасибо тебе, благодарная публика. А теперь вам предстоит узреть путешествие через пять ворот ада.
И тут Алекс сам вошел в первые ворота ада. Он похлопал по мешочку с деньгами и обнаружил его отсутствие. Приглушенно вскрикнув, обшарил себя всего. Потом опустился на корточки и постарался разглядеть что-то в темноте между ногами, как босыми, так и в сандалиях.
– Кошелек! Кто-нибудь стоит на моем кошельке? – Он выпрямился и схватил Гупту. – Это ваша шутка? Вы взяли мой кошелек? Говорите!
– Конечно, нет. Ничего подобного. Может быть, вы обронили его на входе, когда расплачивались. Подумали, что положили на место, а он выскользнул. Такое случается.
Под звуки ожившей флейты Алекс протолкался через толпу к выходу. Допросил привратника. Поискал на земле.
– Ну как, удачно? – поинтересовался вышедший следом Гупта. Лицо его выражало искреннее дружеское сочувствие.
– Ничего! – Алекс снова схватил индийца, провел руками по его спине, ощупал более сокровенные места. – Вы сказали, что здесь не только раздеваются, но и раздевают. Да, так! А что еще? Что еще у меня отнимут?
– Протестую. Хотя и прощаю, учитывая ваше состояние и невыдержанность. Какой ужасный шок.
– Что толку вас обыскивать. Вы могли спрятать его в задницу. Пожалуйста, Гупта. Пожалуйста, если мой кошелек у вас…
– У меня его нет. И быть не может.
Алекс повернулся к привратнику, с вежливым интересом наблюдавшему за происходящим.
– Отсюда кто-нибудь выходил?
– Вы двое.
– Я имею в виду кто-нибудь еще!
– После первого танца? Нет, вряд ли.
– Значит, вор еще там с моими деньгами.
– Очень удачно. Все, что вам нужно, это встать у входа и спрашивать каждого выходящего.
– Спрашивать?
– Да. Не поднял ли кто-то случайно ваш кошелек.
– Я требую, чтобы представление остановили. Пусть всех обыщут. Воровство – это преступление против закона.
– Конечно. Но сегодня там сорок человек. Кто будет их обыскивать?
– Я. Если вы запрете дверь.
– Это вряд ли всем понравится. Там есть и агрессивные парни. Мало кому нравится, когда его ощупывают.
Алекс застонал и схватился за рукоять спрятанного под туникой доброго греческого ножа. Привратник протянул руку к лежавшей на полке дубинке. Алекс разжал пальцы.
– Дайте мой фонарь.
– С фонарем заходить нельзя. Нарушение баланса освещения.
– Верните мой фонарь! Я иду домой! Спать.
– Не спешите, – сказал Гупта. – С падением покровов смерти вор может испытать раскаяние.
– Что-то плохо верится. И я не намерен оставаться в одной комнате с тем, кто только что меня уничтожил.
– Это преувеличение.
– У меня нет больше денег, Гупта. Совсем. Я – нищий.
– Позвольте предложить вам заем. Могу выделить полтора шекеля на неотложные нужды.
– Щедрость вас погубит.
– Извините, я не Крез. Впрочем, вы вольны отказаться. Сохраните гордость. – Чьи деньги предлагает Гупта? Собственные? Или его, Алекса? – Не хочу чрезмерно себя ограничивать. А этой суммой могу рискнуть.
– Спасибо. Я подумаю.
– А я останусь. Хочу досмотреть то, за что заплатил. Первый номер был на редкость поучительным. Будьте осторожны на обратном пути.
– Полагаете, меня может ждать засада? Новое ограбление?
– Возмущенная душа не ведает осторожности. Человек в таком состоянии думает, что ничего хуже случиться уже не может. А беда ведь в одиночку не приходит.
– У меня есть нож – если что, воспользуюсь! Гупта повернулся вполоборота, вслушиваясь в звуки
флейты.
– Прошу извинить. Не хочу пропустить что-нибудь… разоблачительное. – Он скрылся за дверью.
Алекс – в одной руке фонарь, другая на рукояти ножа – уныло потащился на постоялый двор.
Пророчество Гупты не исполнилось – он без приключений добрался до своей комнаты, но уснул не сразу. С одной стороны, ему позволяли жить в кредит – по крайней мере до тех пор, пока Гупта не шепнет Камберчаняну пару слов. И кто знает, чем может обернуться визит Фессании, при условии, конечно, что она вообще придет? Алекс сосредоточился, заставляя себя думать о том, что она, как и обещано, появится на следующий день. А если не придет…
Фессания сдержанно оглядела голую комнату.
– У тебя есть что-нибудь, что можно продать?
– Те семь шекелей… я ведь как бы дал их вам с Мориелем в долг.
– В долг? Без расписки? Так не бывает. Лучше считай их инвестицией – в рискованное предприятие.
– В таком случае я, выходит, инвестировал все! Включая свиток.
– Свиток сам по себе совершенно не важен. Ты даже представить себе не можешь, сколько усилий, знаний и изобретательности вложили в это дело мы с Мори. Ты неблагодарный.
– И какова отдача? Что на выходе?
– И к тому же чудовищно нетерпелив. Действовать нужно осторожно, хитро, без суеты. Думаю, через три дня я смогу удивить тебя кое-чем. Но говорить заранее не стану – намеки только портят удовольствие.
– Через три дня. А что мне делать до тех пор? Хозяин вот-вот предъявит счет. Мне нужно хотя бы
