имеют сравнительные анализы. Дайте мне волос А и волос Б, и я скажу вам, с одной они головы или нет — с разумной степенью определенности, во всяком случае.
Инспектор обдумал это предложение и обратился к Лаву:
— Сид, раздобудь-ка несколько волосков для этого джентльмену. Только мы должны точно знать, чьи они. Загляни, например, в магазин Периама: возможно, он там оставил какой-нибудь пиджак. Мы не знаем, было ли у того, второго — Хопджоя — собственное помещение: контора там или что-нибудь еще в этом роде. Посмотри в доме: не отыщется ли среди его вещей одежда с метками.
— Как насчет расчесок с инициалами, сэр? — Лав был полон рвения.
— О да, вполне. Расчески с инициалами — непременно. В дверь тихо постучали, и один из людей в штатском приоткрыл ее и просунул голову:
— Извините, сэр, но мы кое-что откопали.
— В самом деле, мистер Богган? — Пербрайт одобрительно посмотрел на него.
— Так точно, сэр. Я подумал, вы, наверное, захотите взглянуть.
Пербрайт и Уорлок последовали за ним. Сад представлял собой аккуратную, унылую композицию из травяного газона и цветочных клумб, обрамлявших его с трех сторон. Трава еще не разрослась, но ее явно не подстригали уже не одну неделю. На вскопанной полосе вдоль забора ровным рядком стояли яблони, похожие на престарелых постояльцев отелей: глубокие корни, неуступчивый характер и упорное нежелание расцветать по весне. В дальнем углу чопорно стояла бесплодная слива; на ее стволе воротничком повисла почерневшая бельевая веревка.
Коллега детектива Боггана стоял на одном колене у края неглубокой ямы, вырытой в клумбе, и обметал землю с какого-то мешка. Вдруг он отдернул руку, выругался, осмотрел палец и прижал его платком. Когда он убрал платок, на белой ткани осталось алое пятно.
— Вам лучше вымыть его, — посоветовал Пербрайт. Он наклонился над мешком. Из небольшой прорехи торчал осколок светло-зеленого стекла. Он заметил в мешке еще несколько маленьких дырок. Их края были словно обожжены.
Пербрайт нетерпеливо потянул за горловину. Мешок оказался наполненным битым стеклом; некоторые осколки были величиной с ладонь и каждый был слегка вогнут. Вместе они явно составляли огромную бутыль.
— Тот самый сосуд, который вам нужен, — кивнул Уорлок. Он посмотрел на высыпавшиеся из мешка осколки. — Интересно, куда он девал корзину?
— Корзину?
— Да. Эти бутыли с кислотой обычно ставят в металлическую плетенку, наподобие больших корзин. Они должны предохранять их при транспортировке.
— Тоже зарыл, наверное, — предположил Пербрайт. Богган обреченно взглянул на кусок клумбы, еще не тронутый лопатой.
Детектив, порезавший руку, вышел из дома и присоединился к группе на лужайке.
— Мне кажется, — обратился он к инспектору, — я знаю, где он расколотил эту штуку.
Он провел Пербрайта и Уорлока назад, в кухню, а оттуда, через боковую дверь, в гараж. Там он показал на пол в углу.
— Здесь полно мелких осколков, сэр. Я еще раньше заметил их, когда искал лопату.
Его спутники осмотрели пол, кивком оценили проницательность своего проводника, окинули взглядом гараж.
Вдоль одной стены, освещенной лучами солнца, проникавшими через закопченное окно в крыше, висели на крюках и гвоздях ржавая пила, фотокалендарь 1956 года, весь покрытый масляными пятнами, прокладка головки блока цилиндров, автомобильная покрышка, протершаяся до самого корда, старая походная сумка для провизии и еще нечто, в чем под толстым слоем пыли угадывался фарфор. Пербрайт с некоторым удивлением опознал подкладное судно.
Инструменты, большинства из которых, судя по виду, уже давно не касалась ничья рука, были аккуратно разложены на верстаке, укрепленном на кронштейнах у дальней стены гаража. На полке над верстаком стояло несколько банок с машинным маслом, ваксой и краской; среди разнообразного хлама, сваленного под ним, Пербрайт заметил необычно большое количество предметов из детской игровой комнаты: багатель, пучок рельс для игрушечной железной дороги, побитый и помятый волшебный фонарь.
Голос Уорлока заставил его поднять глаза.
Согнувшись уже привычной для инспектора синусоидой, он констатировал:
— Чего-чего, а молотков в этом доме, по-видимому, хватает. Для каждого дела — свой.
Пербрайт заглянул через его плечо. В тени, на одном из стенных брусьев на высоте тридцати сантиметров от пола лежал родной брат найденного в ванной комнате молотка. Уорлок показал на тускло поблескивавшие осколки стекла на его головке.
— Вот этим он и разбил бутыль, сэр. Он обратил к инспектору взор, выражавший одновременно удовлетворение и ожидание чего-то. У Пербрайта,с которого было уже достаточно на сегодня улик, возникла странная мысль, что если он сейчас вдруг схватит и швырнет этот молоток подальше, то Уорлок подскочит, без промаха перехватит его на лету и с собачьим радостным идиотизмом принесет и положит добычу у его ног.
— Похоже на то, — холодно сказал он.
Уорлок широким жестом фокусника извлек чистейший носовой платок и прихватил им молоток за самый конец рукоятки. Держа его, словно крысу за хвост, он выпрямился и, нахмурив брови, осмотрел.
— Интересно, почему он не воспользовался тем молотком? Мне кажется, такая мысль напрашивается сама собой.
— Может, из брезгливости? — предположил Пербрайт.
— Судя по всему прочему, он не шибко брезглив. Кроме того, есть еще один вопрос: с чего бы ему оставлять все эти молотки в доме? Позаботился же он не только разбить бутыль из-под кислоты, но и закопать ее. Я, например, бросил бы в ту же яму и молоточек. А следом — и второй.
Пербрайт устало улыбнулся.
— Мистер Уорлок, трудно ждать аккуратности от человека, только что убившего своего приятеля. Даже самый добросовестный практик этого дела не застрахован от ошибок.
Вернувшись назад в кухню, они услышали из сада короткий воркующий призыв, который вскоре повторился. Инспектор подошел к окну.
Богган, упершись одной ногой в лопату, повернулся вправо, к ограде. Там какая-то женщина, явно забравшись на невидимый с этой стороны забора предмет, нетерпеливо его подзывала. Богган пересек лужайку и выслушал все, что она хотела ему сказать. Женщина, как заметил' Пербрайт, была уже в преклонных годах, но при этом не утратила ни розового цвета щек, ни бдительности во взоре. У нее была странная манера говорить, откинув назад голову и плотно зажмурив глаза; несколько раз за время разговора рука ее поднималась, чтобы призвать к порядку упрямую прядь совершенно седой прически.
Богган разыскал инспектора.
— Это соседка, сэр, миссис Сэйерс. Хочет поговорить с вами. Утверждает, что может рассказать вам о мистере Периаме.
Миссис Алиса Сэйерс отметила визит полицейского инспектора кофейником горячего молока пополам с водой, подкрашенной для приличия кофейной эссенцией; включила электрический камин, который имитировал мерцание пламени и испускал тошнотворный запах тлеющей пакли, сняла покрывало с клетки, где проживал волнистый попугайчик по имени Тревор.
Еще была подана тарелочка слегка размякших пшеничных галет.
Пербрайт сидел в массивном, но очень жестком кресле и наблюдал, как миссис Сэйерс скармливает Тревору кусочки галеты. При этом она как-то забавно причмокивала, надо думать, для возбуждения в птице аппетита.
Пока попугай управлялся с очередной порцией, она поворачивала голову и, закрыв глаза, обращалась ко второму по значительности лицу в комнате.
— Я надеюсь, вы не подумаете, что с моей стороны это простое любопытство, инспектор. Но я всегда очень тепло относилась к Гордону и, конечно, была совершенно ошеломлена, когда увидела кругом столько людей в полицейской форме. Но что вы хотите, невольно заподозришь худшее, если дело доходит до
